Верка торговала водкой. Сельмаг работал до пяти, а с собой взять Колян не догадался. И теперь ему было жутко неудобно перед Толяном. Он, переодеваясь, наскоро насовал в пуховик купюры из портмоне, и теперь ему не терпелось загладить свою вину.

Быстро дошли до полусгнившего барака, из которого давно сбежали все жильцы, и только в одной из квартир без света, с керосинкой ютилась такая же путейщица, как и все здесь, Верка.

Когда братья пришли, она растапливала отчаянно дымившую буржуйку. Непонятного цвета волосы были осветлены под блондинку, на плечах — поеденная молью шаль, в зубах — «беломорина». И лицо… странное такое лицо, как показалось Коляну, нездешнее.

— А, Толька, здорово, дорогой! — шумно обрадовалась Верка, поворачиваясь к вошедшим и вытирая слезящиеся от дыма глаза. — А кого это ты притащил?

— Это брат мой!

Верка встала с колен, закрыв печь, и посмотрела на Коляна. Да так и замерла, как будто выключили ее — выдернули шнур из розетки. А потом быстро переступила с ноги на ногу и шагнула навстречу.

— Ну, здравствуй, брат.

Колян, не ожидавший такого взгляда, буркнул:

— Добрый вечер, — и закашлялся.

Взяли две пол-литры.

И отправились к Саньку Прохину. По достоверным сведениям, у Санька Прохина жена уехала на выходные к родственникам.

— Как она на тебя уставилась, — заметил Толян. — Сразу скумекала, че просто так к тебе теперь и не подъедешь.

— Ты о чем? — не понял Колян.

— Так это ж Верка, Верка Макарова, ну?

— Макарова?.. — все еще не соображал Колян.

А потом как лучом озарило: Верка Макарова.

— С которой вы тогда в актовом зале за кулисами, — охотно подтвердил его догадку Толян и глупо хихикнул.

А Колян встал как вкопанный. Лето, школа на ремонте, туда-сюда снуют рабочие, жарко, очень жарко, в сельмаг первый и единственный раз завезли мороженое, он купил два пломбира: один для себя, а второй… Где же теперь длинные каштановые волосы, веснушки, вечно разбитые коленки?

— Я за вами подглядывал тогда, — признался Толян.

— Зачем? — удивился Колян.

А Толян вдруг покраснел и засопел некрасиво в сторону. Колян совсем растерялся.

— Так ей и надо, — вдруг резюмировал Толян, потряс в воздухе «маленькой», а потом звонко расцеловал ее в этикетку.

Колян же, чтобы перевести разговор, предложил:

— Может, Жеку Абрамова позовем?

Ему теперь еще больше не по себе было. Неловко.

— Так это… — Толян замялся, — нет Жеки-то… Того он. В прошлом году. Выпил лишку — и на кладбище.

— Он ведь младше нас!

— На два года.

Колян не знал, что сказать. Санек Прохин, увидев их на пороге с двумя пол-литрами, расцвел:

— Здорово, мужики!

Толян вытащил из карманов хлеб и банку с маринованными грибами. Поставил на стол бутылки. Санек достал стопки.

Санек Прохин был лет на восемь их старше. В детстве он лучше всех плавал, точнее всех кидал ножички и первый начал гулять с девкой. Колян с Толяном мечтали быть похожими на него.

Разлили, выпили.

Санек был бригадиром, а Толян — простым путейцем. Это чувствовалось.

Колян принюхивался к собственному странному амбре гари и дорогого парфюма. Он пользовался Hugo Boss. Ему нравилось название.

Разговор не клеился.

— Что же у вас дорогу никак не отремонтируют? — брякнул Колян, не зная что сказать.

Их деревенские дела его не интересовали. Покосившихся домов, разваливающихся совхозов и леспромхозов, тощих коров ему хватало и в своем районе. Но его район пока держался на плаву. Как писали подневольные журналисты, «благодаря умелому руководству». А на самом деле — выгодной продаже земли. Великонивский район примыкал к областному центру и включал в себя живописный берег озера. Люди, которые провели Коляна в мэры, теперь активно подсовывали ему на подпись документы о продаже земли под дачи, а он послушно их подписывал. Когда передел закончится и район окажется нос к носу со своими тощими коровами, Колян рассчитывал на благодарность покровителей — на перевод куда-нибудь подальше от разгневанных корововодов.

— А правда, что ты — глава Великонивского района? — разомлев после первых двух стопок, спросил Санек, с сомнением глядя на аляповатую китайскую куртку и кирзачи. — А вот Толян говорил…

Колян с нескрываемым недовольством покосился на брата.

Толян потупился:

— Ну… ты в большие люди выбился… — и уже Саньку: — Мой брат — большой человек…

И тут Колян понял всю глупость своей затеи. Что ему было делать с этими людьми? Кто они ему? Такие же точно — вечно пьяные, вечно недовольные, вечно воняющие чем-то, каких в его районе полным-полно. Половина из них — просто сор, нелепость и недоразумение. Убрать бы их, проредить через одного, списать, как низкоудойных коров, — вот тогда, пожалуй, и можно было бы что-то сделать… Он метнул на брата разгневанный взгляд: не хватало, чтобы слухи пошли — ходить в кирзачах ему не по статусу.