– Да нет, все благополучно. Мой тезка цирковое училище в Ворошиловграде окончил. Правда, больше в тот день мы ему не наливали, чтобы знал.

Поднимались долго, со скрипом, но как-то встали, прижались к борту. Разрыв между баржей и мертвой акулой вырос до пятидесяти метров. Остатки морской громадины ушли под воду, но на этом участке отмечалась подозрительная активность. Бурлила вода, на поверхность выскакивали ошметки мертвой рыбы, сновали взад-вперед акульи плавники, временами возникали хребты, блестящие на солнце, и сразу уходили на глубину. Подоспевшие акулы внакладе не остались. Они жрали представительницу собственного вида, рвали ее на куски.

– Голодуха у них тут. – Федорчук меланхолично вздохнул. – Не нам одним жрать нечего.

– Ладно, пацаны, не расстраивайтесь, – сказал осипшим голосом Филипп. – Не поели, так хоть разогрелись. Боеприпасы извели не все, глядишь, еще подстрелим какую-нибудь тварь. – Парень покосился на сержанта, которого мутило, он готов был упасть. – Оттащим командира в кубрик, – предложил Филипп. – Держу пари, ему потребуется квалифицированная медицинская помощь.

Акулы шли за баржей весь день, но близко не подплывали, резвились в отдалении. Веревка с крюком лежала наготове, ее усилили, вместо гвоздя привязали изогнутый стальной кронштейн. Обустроили наблюдательные и стрелковые позиции. Дело оставалось за малым. Но акулы не приближались, хотя периодически мелькали их острые плавники. Люди дежурили по очереди до наступления темноты, а потом собрались в кубрике, выпили по половине кружки и стали по привычке разводить огонь, чтобы собрать конденсат из морской воды.

– Еще немного, и будем снижать питейную норму, – обрадовал товарищей Ахмет, который уже пришел в себя после увлекательной охоты. – И печку без нужды теперь не гонять! Во-первых, с дровами проблемы, во-вторых, со спичками.

К утру 11 февраля выяснилось, что акулы отстали от баржи. Солдаты напряженно всматривались в даль гноящимися глазами, но видели лишь серые буруны, меняющие цвет на синий под воздействием прямых солнечных лучей. Уже два дня в их желудках не было ни крошки пищи. Снова таяли надежды. Серега, впрочем, не сдавался, заявил, что попытается сконструировать еще одну снасть и будет рыбачить до тех пор, пока в нем теплится жизнь. С гвоздями и веревками на судне был полный порядок.

Солдаты сидели в кубрике, куда с улицы проникал дневной свет. Федорчук потреблял книжную продукцию – слюнявил обрывки бумаги во рту, скатывал их языком в шарики, отгрызал кусочки и проглатывал. Пользы от такого «продукта» не было – он только желудок засорял. Полонский неприязненно разглядывал свои руки, покрывающиеся цыпками, и глухо ворчал, что только цинги им не хватало. Почему бы нет? Голод, в воздухе сплошная соль, никаких витаминов. В сержанте после приключения с акулой что-то надломилось. Он сделался молчаливым, не реагировал на раздражители, созерцал пространство, в котором не было ничего, кроме голой стены.

Торжествующий вопль с палубы был как гром среди ясного неба! Все вскинули головы, даже Ахмет вернулся к жизни. Федорчук подавился бумажным мякишем. Снова вопль, в котором было что-то победное, долгожданное, прямо даже сатанинское!

– Снова Серега чудит? – Филипп часто заморгал.

– Этот может… – прошамкал Федорчук.

Создавалось такое впечатление, что у парня выпали все зубы.

– Да нет, здесь что-то другое. – Голос сержанта напряженно звенел и вдруг сломался. – А ну-ка пошли.

Зрелище в лучах ослепительного солнца поражало своей абсурдностью и нереальностью. На ржавом настиле валялась, хлопая хвостом, упитанная рыба экзотической конфигурации, длиной не менее полуметра, похожая на толстую сосиску с закругленной мордой, напоминающей тюленью! Глаза широко расставлены, длинные грудные плавники – практически ласты. Чешуя была усыпана мелкими светлыми пятнышками. Рыбье тело со стороны спинного плавника и задней части брюха покрывали колючки, на вид не жесткие. Солдаты впали в оцепенение, не верили своим глазам. А рыба вдруг взыграла, затряслась, забилась по палубе.

– Что, не верится? – хохотал Серега, подбрасывая импровизированную удочку.

Откуда только силы находил?

– Что, пацаны, правда глаза колет? Учитесь, как надо рыбачить! Терпение и труд все перетрут. Так-то, лоботрясы!

– Мать моя женщина! – потрясенно лепетал Федорчук. – Ей-богу, не верю. Если это настоящая рыба, то я испанский летчик.

Сержант Затулин испустил гортанный рык, засмеялся.

– Серега, твою деревню, напишу представление к правительственной награде.

А Федорчук уже схватил рыбу, оказавшуюся довольно скользкой, и начал исполнять с ней задушевный медленный танец. Пришлось подхватить парня, ноги которого сразу подкосились. Он уже тянулся к ней зубами, чтобы откусить кусочек, но Затулин со смехом отобрал у Федорчука обитательницу морских глубин.

– Отставить, рядовой, нужно приготовить! Терпели столько дней – подождете еще часок. Мы же цивилизованные люди, разве не так?

Всей толпой они поволокли добычу в кубрик, возбужденные, воспрянувшие, вернувшиеся к жизни. Серега глупо смеялся, уже шуршал газеткой, расстилая ее перед печкой. Ахмет вооружился сразу двумя ножами.