– Слушай, извини, – пробормотала она. – Это не мое дело. Я не должна была ничего такого…

Но Илья не дал ей договорить. Он резко обнял девушку за плечи и привлек к себе, а затем, осторожно приподняв рукой подбородок, коснулся губами ее губ.

И Марго ответила на его поцелуй. Она закрыла глаза, обвила рукой шею парня и прижалась к нему так крепко, словно именно в нем и был сейчас весь смысл ее жизни, словно только он один мог сделать ее счастливой.

Они целовались, стоя посреди улицы, прямо на пустой в этот час проезжей части, и не замечали ничего вокруг. В голове Марго не осталось ни единой мысли, вся она превратилась в ощущение обнимающих ее рук и ласкающих губ.

И вдруг все прекратилось. Раздался сигнал автомобильного гудка, и ребята отпрянули друг от друга, словно ошпаренные. В лицо полыхнул свет фар.

– Ненормальные! – крикнул водитель машины, проезжая мимо них. – Не нашли другого места, чтобы целоваться! – Он погрозил им напоследок кулаком в окно и уехал, а Марго и Илья остались стоять по разные стороны дороги – каждый на своей обочине.

Попрощались они как-то скомканно.

До дома Марго оставалась всего одна улица, и ребята прошли ее в молчании. Казалось, обоим было стыдно за свой порыв, и они теперь не знали, как сгладить неловкость.

Когда уже стояли у калитки, девушке почудилось, что Терцов хочет что-то сказать, и она испугалась, что сейчас он начнет оправдываться, извиняться, а в итоге наговорит ерунды, и обоим станет еще неуютней.

Поэтому она скороговоркой произнесла:

– Я пойду, спасибо за хороший вечер, – и, быстро чмокнув Илью в щеку, скрылась во дворе. Так же быстро пробежала дорожку до крыльца, влетела в дом, пронеслась вверх по лестнице и ворвалась в свою комнату. Сперва плюхнулась на диван, но почти тут же подскочила и бросилась к окну.

Против ожидания, Терцова у ворот уже не было.

Марго постояла у окна какое-то время и лишь затем зажгла в комнате свет.

В эту ночь она пыталась заставить себя заснуть, но тщетно. Не помог ни горячий душ, ни большая чашка теплого молока с медом. Мысли крутились вокруг прошедшего вечера и их с Ильей поцелуя.

«Значит ли это, что Светка была права? – думала девушка. – И он влюблен в меня? Или просто мы оба поддались порыву? А если он любит меня, то почему даже не попытался удержать меня и сказать о своих чувствах? Или поцелуй – это уже признание? Но если так, почему для меня он не внес никакой ясности и я по-прежнему ничего не понимаю?»

Ответов не было.

Часа в два ночи, когда Марго стало окончательно понятно, что заснуть сегодня не удастся, она встала с кровати и, надев поверх пижамы длинную шерстяную кофту, вышла на веранду.

Подвесной фонарь с большой греющей свечой горел. Второй фонарик – поменьше, – стоящий на столе, тоже был зажжен. Девушка не успела удивиться – в кресле-качалке сидел отец. Он задумчиво раскачивался и смотрел в пространство, тянущая свои ветви к дому липа бросала ажурную тень на его повернутый к Марго профиль. Девушка невольно им залюбовалась.

И сразу вспомнилась мама – они здорово смотрелись вместе. Оба высокие, стройные, длинноногие, светловолосые. Когда они шли по городу, прохожие оборачивались им вслед, и маленькая Рита гордилась тем, что у нее самые красивые на свете родители.

Под ногой девушки скрипнула половица, и отец тут же повернул к ней голову.

– Что, – произнес он, – тебе тоже не спится?

– Есть такое, – согласилась она. – А я думала, ты никогда не садишься в мамино кресло.

Она прошла к стоящему у стены небольшому уютному диванчику и с ногами забралась на него, устроилась.

Отец молчал. Тени на его лице складывались в сказочные узоры. Казалось, будто на щеках и лбу мужчины невидимый татуировщик рисует причудливую вязь.

– Мне ее очень не хватает, – вдруг тихо произнес отец. – И дня не проходит, чтобы я не думал о ней.

Марго, не ожидавшая от него такой откровенности, кивнула и уставилась на трепещущее за стеклом фонарика пламя свечи.

– Вот и у меня так же, – призналась она. – Вроде столько лет прошло…

Отец вздохнул.

– У некоторых событий и чувств не бывает срока давности. – Он потянулся за лежащей сбоку от него на перилах веранды пачкой сигарет, взял, открыл, достал одну сигарету, помял в пальцах, а затем вернул обратно, словно передумал. – Мы совсем мало с тобой в последнее время разговариваем. Оно и понятно. Ты в Москве, я вечно в разъездах, у каждого своя жизнь. Мне жаль, малыш, что ты так быстро повзрослела. Мне не хватает той маленькой беззаботной девочки, которой ты была.