Шрифт:
Мы поцеловались.
— Да… — страстно простонала она.
Я раздел ее, медленно. Пробежал пальцами по ее обнаженному телу.
— Подожди, — прошептала Амазонка.
Она нацепила маску скромницы. Строила из себя недотрогу. Приложила ладонь к моей груди… пытаясь остановить меня. Я обхватил ее запястье. Завел ее руку за спину. И держал ее там.
— А-ах, — простонала она.
Я поглаживал ее спину. Ласкал ягодицы. Мягко проник в ущелье между ними. Медленно.
— Не-ет, — выдохнула Амазонка.
Она поймала мою руку, пытаясь меня остановить. Я завел за спину и вторую руку Амазонки. Теперь ее запястья зажаты в моей руке. Я почувствовал биение чужого пульса.
Я вновь начал ласкать ее. Она застонала от вожделения. Ее колени поднялись, спина прогнулась.
— Пожалуйста, — прошептали ее губы.
Брешь пробита, крепость взята.
Я дотянулся до стола. Взял шелковый шарф. Согнул ее тело, притягивая ее руки к ногам. Вот они уже зажаты между ее лодыжек.
— Да, да… — пролепетала она.
Я связал ее лодыжки и запястья.
— О-о-о, — выдохнула она.
Она связана и теперь похожа на индюшку, ее ягодицы разведены. Я сбросил одежду. Подошел ближе. Пушка заряжена.
Стон: «Не так!»
— Именно так, — прошептал я.
Узкое отверстие расширилось. Мышцы сжались. Я завоевал эту стерву. Пробил ее оборону. Кровавые капли на белом шелке. Крики сменились тишиной.
Я начал одеваться. Она зарыдала. Ее голос исполнен мольбы:
— Развяжи меня… пожалуйста, Чезаре. — Она — сама нежность. Расчетливая нежность.
Я запер за собой дверь. Тихо рассмеялся. В коридор донесся ее вопль:
— Ты, ублюдок! Вернись! УБЛЮДОК! Освободи меня!
22 декабря 1499 года
Дым свечей и скрип пера. Вечер в моем кабинете. В мерцающих отблесках передо мной — лица моих слуг, офицеров, секретарей и шпионов.
— Когда мы отправимся дальше, вы останетесь здесь, — сообщил я Рамиро. — Вы останетесь править Имолой. Я хочу, чтобы вы навели тут порядок, укрепили правосудие, дисциплину — любыми необходимыми средствами. Вы понимаете?
Он кивнул, улыбаясь:
— Да, мой господин.
Я отпустил его.
Следующий — Пинзоне, мой главный шпион. Прищуренный взгляд под темными сальными волосами.
— Вы будете работать с Рамиро да Лорка. В его подчинении. Держитесь рядом с ним. Следите за ним внимательно. Слушайте все. Записывайте. Докладывайте мне. Понятно?
— Да, мой господин.
Я отпустил его.
Следующий — Агапито, мой секретарь.
— Я хочу, чтобы вы сочинили одно ходатайство. Оно должно быть написано от имени одного из горожан. Адресуйте его…
Неожиданно с улицы донесся громкий шум. Удары кулаков по дереву. Брови Агапито удивленно поднялись. Я выглянул в окно — улицу заполнили солдаты. Пьяные и бунтующие. Проклятые швейцарцы.
Мы спустились по лестнице. Дверь открылась. Их командир заявил, что они хотят увеличения жалованья. Если я откажу им, то они уйдут. Чертовы наемники.
Но сейчас у меня нет выхода. Во дворце пятьдесят гвардейцев — на улице пять тысяч солдат. Я пообещал лучше кормить их и выдать более щедрое жалованье. В итоге они убрались.
Вдали начались вопли, появились клубы дыма. Вечернее небо вспыхнуло оранжевым заревом пламени. Я заставлю их поплатиться за это.
Я вызвал Микелотто. Моего самого преданного оруженосца. Изуродованное шрамом лицо, сломанный нос. Ладони размером с обеденную тарелку, кулаки как кувалды.
Я настрочил короткие письма французскому генералу и Вителлодзо. Скрутил эти послания и вложил их в могучие лапы Микелотто:
— Передайте им, чтобы срочно прибыли ко мне. Надо, чтобы к рассвету они подготовились к выходу на площадь.
Он понимающе кивнул и удалился.
— Это может быть интересно, — задумчиво произнес я, поворачиваясь к Агапито.
23 декабря 1499 года
Туманный зимний свет. Пустая рыночная площадь покрыта инеем. Я выехал вперед верхом на лошади. Передо мной пять тысяч пеших швейцарцев. Вокруг них — две тысячи французов. Их, в свою очередь, окружает большая итальянская кавалерия. Зрители — горожане Имолы. Испуганные. Отчаявшиеся.
Швейцарцы загудели, выкрикивая свои требования. Им хотелось больше денег. И хотелось немедленно. А если они не получат их — то сожгут дотла весь город.