Лязг. Хруст.

С вязким чмоканьем сталь впивается в тело.

С мелодичным звоном лопаются звенья кольчуги.

Истошно кричит раненый, сползая по ступеням.

«Яйцерез» в руке Пустельги размашисто перечеркивает ему горло.

Визг.

Рычание.

Хриплые выдохи…

Ормо медленно осел, соскребая пластинкой оплечья штукатурку со стены. Улыбнулся и закрыл глаза. Из его груди торчала витая рукоятка корда.

Бучило повернул к товарищам измаранное кровью – своей или чужой? – лицо. Кроме него, никто около дверей на ногах не держался. Один наемник подвывал, скрутившись в клубочек. Черноусый латник скреб шпорами каменную плиту, выплевывая на кирасу густую кровь.

– Ну вы даете! – озадаченно проговорил Кулак, выпрямляясь с помощью Мудреца.

Черенок болта торчал из его бока, но не было заметно, что кондотьер готовится умереть. Даже нашел в себе силы улыбнуться.

– Извини, командир, – развел руками Бучило. – Разозлили они нас сильно.

– Дверь ломать надо! – Кулак даже не глянул в сторону мертвого Коготка.

– Стой! – Пустельга крутанулась на каблуках. Спустилась на несколько ступенек ниже. Прислушалась.

– Что? – пошевелил бровями Мудрец.

– Бежит кто-то. К нам, похоже. Серый, Малыш!

Кир, услыхав свою кличку, поднял меч, который держал в опущенной руке.

Немолодой наемник, узкогубый, с пепельными волосами, за что и получил кличку, подмигнул ему – пошли, мол, поглядим.

Но далеко идти им не пришлось.

По лестнице им навстречу бежал запыхавшийся Кольцо.

– Где командир? – прерывающимся голосом спросил он.

– Здесь я! – отозвался Кулак.

– Мы Студента нашли, лопни мои глаза! – без долгих объяснений выпалил носатый парень. – Он сказал – наследника искать! Чтоб успели раньше Фальма!

– Это еще зачем? – фыркнула Пустельга.

– Ты помнишь, о чем они спорили? – Мудрец аккуратно прислонил меч к стене. – Хитрость какая-то в этом наследнике, видать… Ну что, Кулак, будем дверь ломать?

– Ломай, – кивнул кондотьер.

Замотанного в драную тряпку (судя по запаху – старый вальтрап), Антоло едва не волокли по коридорам графского особняка. Лопата сдержанно сопел, а Почечуй уже начал поругиваться. Вот, мол, спасли лба здорового, вытащили из застенков, так еще и на своих плечах нести приходится. Можно подумать, это они последние сутки на соломе прохлаждались, а он – бегал, нырял, на мечах рубился… Парень только слабо улыбался. Бурчание старика казалось таким родным, таким близким и привычным, будто не шепелявый наемник с ним разговаривает, а любимый дедушка. Впрочем, родной дед никогда Антоло на коленях не качал и сказки на ночь не рассказывал. Некогда было. Он с сыновьями – то есть отцом и дядьками молодого человека – занимались исключительно шерстью. Трудились не покладая рук, чтобы их семейство стало самым богатым, самым уважаемым в Да-Вилье.

Они вошли в главную залу особняка. Так она и осталась невымытой. Где же Лейна? В соседних комнатушках, примыкавших к темнице, в которой держали Антоло, ее не обнаружили. Странно. Очень странно… И вызывает подозрения.

– Эй, Комель, живой? Нет? – Лопата наклонился над сипевшим барнцем.

Кроме него в зале лежал еще почти десяток трупов. И один из них – Куст, оскаливший желтые зубы. Его остекленевшие глаза глядели в закопченный потолок.

– Комель! – Бородатый наемник толкнул товарища в плечо.

Тот втянул воздух сквозь сжатые зубы. Приоткрыл один глаз.

– Идите… Я посижу…

– Да какое там «посижу»! Вишь ты, чего удумал!

– Не… – Комель говорил слабо, голос его прерывался. – Бегите. Я не жилец.

– Кто ж тебя так, шердешный? – Почечуй, оставив студента, закрыл глаза Кусту.

– Череп… Шестопером… Кажись… Грудину… Проломил…

– Да-а-а… – протянул старик. – Как же ты теперь?

– Сказал… Не жилец…

– Мы тебя не бросим! – Лопата решительно наклонился, схватил Комля под мышки.

Барнец застонал, сделал слабую попытку вырваться.

– Оставь меня… Добей лучше…

– Ты что? – выпучил глаза Почечуй.

Комель не ответил, обмяк и закрыл глаза.

С громким стуком отворились двери. В залу вбежали Витторино и Клоп.

– О! Студент! – обрадованно закричал пучеглазый.

– Тише! – оборвал его радость уроженец Мьелы. – Бежать надо! Мы черный ход завалили!

– Так, погоди! – нахмурился коморник. – Толком… энтого… говори!

– Да что говорить? – перебил Клоп открывшего рот Витторино. – Окружают дворец. Медренцы. Латники и стража. Много.

– Школько это – много?

– Ну, сотня будет…

– Яшно! А ну, быштро, дверь жакрыли! Штолы… энтого… крешла! Бегом!

В мгновения опасности Почечуй вел себя не как прижимистый старикашка, а как опытный и успешный полководец. Это чувствовал не только Антоло, но и прочие наемники, поскольку подчинились, не раздумывая. Даже студент, ковыляя и прихрамывая, притащил стойку с покореженным доспехом – полным набором медренского латника. От затраченных усилий ему захотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, но веселая перебранка Клопа и Лопаты, волочивших тяжелый стол, вызвала невольную улыбку и развлекла.