– Разом, братцы, разом! – хрипел Дыкал.

Телега качнулась вверх-вниз, вперед-назад… И выскочила из лужи, отпустившей колеса с недовольным чмоканьем.

– Но, родимые! – Батя щелкнул языком. Повернулся к отставшим пехотинцам. – Не спите, дезертиры!

Как всегда, в ответ на его шутку Вогля и Пигля охотно заржали, Емсиль поморщился, а Дыкал скривился так, словно заболели самое малое пять зубов сразу с одной стороны челюсти.

Но из песни слова не выбросишь. А суровая правда хоть глаза и колет, а все же лучше самой елейной лжи.

Пятая пехотная по своему обыкновению победила. Хоть и положила едва не треть рядовых солдат, а Медрен взяла. Правда, отчаянное сопротивление защитников в самый разгар боя вдруг сменилось паническим бегством со стен. Случилось это, когда четвертый полк, можно сказать, прекратил существование, солдат второго полка, штурмующего стены, на половине участков отбросили, а третий полк под командованием господина Джанотто делла Нутто все никак не мог раскачаться и выйти на исходные для атаки позиции. Горожане-ополченцы, крестьяне из ближних сел, стражники и благородные латники удирали, бросая оружие. Створки ворот не выдержали ударов тарана, и в город ворвались отряды окраинцев, банды кондотьеров Меуччо и Роллона.

Генерал Риттельн дель Овилл праздновал победу.

Усталые солдаты и офицеры даже не думали о грабежах, хоть город и был отдан им до утра следующего дня.

Дыкал и Емсиль, чудом уцелевшие под ливнем из стрел и болтов при переправе через Ивицу и после, во время бессмысленной атаки надежно укрепленных и защищенных стен, подобрали тяжело раненного капитана т’Жозмо дель Куэта, который получил два болта в живот и стрелу повыше печени. Вначале они попытались донести офицера в полковой лазарет, но потом выяснилось, что их полка больше нет. И Емсиль принялся лечить капитана т’Жозмо сам, вкладывая в работу все навыки и все знания.

На другой день его высокопревосходительство генерал Риттельн дель Овилл во всеуслышание объявил себя новоиспеченным королем северной Тельбии. Как там вышло на самом деле, рядовым и сержантам никто не рассказывал, но и до них долетели слухи о бунте в Аксамале, о смерти императора, о начавшемся развале империи. Теперь каждый правитель так и норовил оттяпать кусок пожирнее от пирога, именуемого Сасандрой.

Стоит ли упоминать, что приказом командующего пятой пехотной все его солдаты становились воинами новой тельбийской армии. Укрепившись в отвоеванном Медрене, дель Овилл намеревался начинать потихоньку расширять свои владения, подчиняя окрестных ландграфов, пока окончательно не завоюет всю страну.

В эту же ночь Дыкал сговорился с Батей, а потом предложил Емсилю уходить.

– Я… дык… Сасандре служил… И от службы не отказываюсь… дык… А генерал пущай… дык… сам себя в задницу отымеет, ежели так неймется.

Капитан т’Жозмо дель Куэта согласился с сержантом. Правда, более мягкими словами, приличествующими офицеру и дворянину, но смысл их где-то совпадал. И попросил вывезти его за Арамеллу. Там, на землях, прилегающих к Аксамале, капитан предполагал наличие твердой власти без всяких самозваных королей и тому подобных правителей.

Предусмотрительный Батя покинул сасандрийскую армию в сопровождении ездового из обоза, с которым их связывала давняя дружба, и пары коней с телегой. Повозку загрузили чем смогли: котелок, палатка из провощенной кожи, два арбалета и изрядный запас болтов, мешочек пшена в четверть кантара, немного сала, соль. Поверх всего уложили тяжко страдающего телом, но крепкого духом капитана дель Куэту.

Беглецов никто не задерживал. После ожесточенного сражения солдаты устали, бо2льшая часть офицеров и сержантов погибла… В общем, порядок в «Непобедимой» оставлял желать лучшего. На вторую ночь ездовой ушел по нужде и пропал. То ли зверь какой заел, то ли лихой человек надумал поживиться… Зато через три дня к их костру прибились Пигля и Вогля.

С тех пор так и путешествовали.

Капитан т’Жозмо скрипел зубами и время от времени терял сознание в телеге. Батя беззлобно ругал близнецов, обзывая их дезертирами. Дыкал хмурился и молчал, а Емсиль, с каждым днем все больше и больше удалявшийся от Барна, тосковал все сильнее и сильнее. Хотя, с другой стороны, за спасение раненого офицера ему полагалась если не награда, то прощение минувших провинностей. А вдруг удастся поступить в университет? Пусть не в Аксамале, так хоть в Браиле…

Небо над Тельбией к середине осени затянуло тяжелыми тучами. Дожди шли, не переставая, по три-четыре дня. Дороги начали потихоньку превращаться в потоки жидкой грязи. Батя давно уже предлагал ехать по траве, и, если бы не дремучие грабняки, сжимавшие обочины, никто бы ему и не подумал возражать.

А так – тащились и тащились, чавкая подошвами по раскисшей глине, то и дело спасая вязнущую телегу. Как сопля по свежей штукатурке, сказал Дыкал.

Задумавшись, Емсиль поскользнулся, едва не плюхнулся носом в лужу, но удержался на ногах, схватившись за бортик телеги. Выпрямляясь, он услышал недовольный возглас Бати, и тут же Дыкал с тревогой в голосе крикнул ему: