– Да никуда. Пускай живут. От их замков тоже польза есть. Вот поглядите, как завязнет Властомир после Спорных земель. Каждого барона из замка выколупывать нужно, как рака из-под панциря. И в тылу ведь не оставишь. Хочешь не хочешь, а надо штурмовать. Пускай ковыряются. А после войны… После войны поблагодарю сердечно, да в правах урежу. Дружину не больше двух десятков бойцов. Запрещу обирать купцов с поселянами. Городам вольную подпишу. У меня и деньги будут, и рекруты найдутся.

– А бароны? Бунтов не боишься?

– Да… Запугали тебя, Экхард, талуны своими бунтами. Мой совет, делай все по моей задумке – через десять лет к нам император озерников на поклон придет. Баронов прижму к ногтю. Кто бунтовать вздумает – накажу. Жестоко накажу, другим для острастки. Кто подчинится – обласкаю. Сыновей к себе заберу. Полусотенниками, сотниками, капитанами. Опять же польза – сыновья с отцами, а отцы с сыновьями вряд ли воевать захотят.

– Хорошо ты все продумал, – согласилась Бейона. Даже Сотник кивнул, одобряя.

– Было время. В темнице, да в шайке лесных молодцев.

– Да. О лесовиках твоих, – Экхард опять вздохнул. – Ты прости, что так вышло…

– Да ладно, – Кейлин отмахнулся. – Некрас живой, здоровый. Перетрухнул малость, когда у вас заваруха началась. Так это только на пользу. Преданней будет. Добреца вылечим. Откормим. А Крыжака уже не поднять. Эх, выставил бы я должок Вырвиглазу, да раньше меня нашлись…

Он глянул в сторону Сотника и улыбнулся. Я-то знал об их ночном приключении, но понаслышке. В той драке порешили сида, которого Глану дал в помощь Эйан Мак Тетба, последний морской ярл расы перворожденных. Где они сейчас? Уплыли, увозя с собой Мак Кехту? Или скрываются где-нибудь в плавнях Ауд Мора?

– А к Властомиру, – вернулся трейг к оставленной было теме разговора, – я своих веселинов как раз и зашлю. С посольством. Предложу ему мир, стрыгай с ним. Понятно дело, уступить чего-нибудь придется. Не беда, потом назад отвоюем.

– Речистых посылай, – посоветовала Бейона. – Властомир, мне доносили, ужас какой злой. За дядьку своего. Зимогляда.

– Могу предложить, – вдруг произнес Ард’э’Клуэнский король, – тем егерям, что сдались, искупить вину в твоем отряде. Как ты на это?

Кейлин исподтишка бросил взгляд на Сотника. Тот едва заметно покачал головой.

– Нет. Уж не взыщи, Экхард, – отрезал трейг. – Вот если ты их выгонишь, а они сами ко мне придут. Своей волей.

– Понял, – ардан чуть улыбнулся в усы. Улыбка вышла усталой, и я подумал, что пора заканчивать совет – не пришлось бы снова монарха арданского лечить. – Куда им путь держать, если что?

– На границу Трегетрена с Ихэреном. К форту Турий Рог. До снега пересидим, а там видно будет.

– С первым снегом в Ихэрен уйдем, – вмешалась Вейте.

– В Ихэрен? – задумчиво повторил Кейлин, а Бейона сморщила тонко очерченные ноздри – не так просто старые обиды забываются, что б там ни говорили. – Может статься, и в Ихэрен. Поживем – увидим.

Экхард хотел что-то сказать, но сдавленно застонал и прикрыл глаза ладонью. Я обеспокоенно на него посмотрел. Не пора ли и правда расходиться? Видно, Бейона была того же мнения.

– Думаю, все вопросы мы решили? – она выпрямилась на табурете и расправила плечи, окинув твердым взглядом собравшихся.

Кейлин развел руками. Мол, похоже, все. Сотник склонил голову. Вот уж от кого лишнего слова не добьешься, а Молчуном все меня кличут. Вейте промолчала. Я тоже не возражал. Сейчас, после чудесного возвращения Пяты Силы, у меня сохранилось одно, главное и всепоглощающее, желание – скорее отправиться к острову, где некогда обустроили капище жрецы народа фир-болг; разыскать алтарь, с которого тысячу лет тому назад руки перворожденных сорвали старинный артефакт, и вернуть Пяту на место. Пусть мир станет хоть чуточку лучше, мягче и добрее.

Дождь, моросивший с завидным постоянством вот уже четвертый день, к рассвету прекратился.

Холодало. Как ни крути, а скоро и Халлан-Тейд – переход осени на зиму. У нас на Красной Лошади к концу златолиста первым морозцем землю схватывает. Обычно и снежок выпадает. К первой пороше медведи устраиваются в берлогах до весны. Зайцы линяют, становятся белыми и пушистыми. Светлеют на зиму и горностаи.

Зато и стуканцы выходят из спячки, начинают ползать, рыть ходы под холмами, пугать старателей. Попробуй тут не испугайся. Когда стуканцу случается ворваться в рассечку, проведенную человеческими руками, горе тому работяге, что зазевается и не удерет вовремя. Более бессмысленной злобы я у животных не видел. Волки и медведи, клыканы и стрыгаи убивают для пропитания. Человек для них всего-навсего один из видов пищи. Тур, вепрь, космач могут убить защищаясь. Говорят, кикимора и водяной дед тоже не просто так птицу и зверей под воду тянут, а при случае и одинокого путника загрызут. Запасы на зиму они делают, на время, когда реки и озера льдом покроются. А стуканец убивает… По-моему, он просто людей ненавидит. За что? Да кто ж его ведает?