– Да как ты можешь?! – возмутился терновский князь. – Ведь и тебя, пан Мржек, старая власть не баловала!

– Это тебя она не баловала, пан Юстын. А за мной охотилась. По сей день в Уховецке за голову Мржека Сякеры награду отсыпать обещают – две сотни монет серебром. А только веры, что новая власть лучше будет, у меня нет. Ну нет, и все тут! Борюсь я не за Жигомонта, а против Януша. Ненавижу всех князей малолужичанских. Ясно тебе, пан Юстын?

Далонь не нашелся что ответить. Нет, сперва он собирался. Даже воздуха в грудь набрал. Но потом как-то сник, опустил плечи и понурил голову.

– Вижу, ясно, – подвел черту Мржек. – Скидай жупан, пан Юстын, укладывайся. – Он указал приглашающим жестом на стол с намалеванной гексаграммой.

Князь решительно расстегнул богатый жупан из тонкой шерсти с куньей оторочкой, не скрывая брезгливости, сбросил его на руки подоспевшему безносому. Оперся ладонью о толстые дубовые доски и вскарабкался на стол.

– Укладывайся, укладывайся, пан Юстын, – продолжал руководить чародей. – Не бойся ничего. Хоть твоя жизнь и в моих руках, но я-то на стороне Золотого Пардуса… пока что… – Мржек зловеще улыбнулся. – Ложись под этим хлюпиком, как договаривались. Лицо в лицо, руки под руки… Чтоб ни капли крови не пропало.

Услышав про кровь, Ендрек напрягся, попытался вырваться из стягивающих его тело ремней. С таким же успехом можно было пытаться приподнять, подперев плечом, замок. Только в глазах потемнело да голова закружилась. И то не понять – от натуги или от страха.

– Готов, пан Юстын? – Мржек занял место в ногах раскинувшегося на столешнице крестом князя. – Тогда начнем, пожалуй. Давай, Грасьян.

Безносый, у которого вдруг обнаружилось красивое и даже изысканное имя, принялся расставлять по углам гексаграммы те самые предметы, чью исправность проверял совсем недавно чародей. Брусок серого, слабо поблескивающего металла; широкая чаша из желтой глины, наполненная водой; круглый сосуд с узким длинным горлышком – работа зейцльбержских стеклодувов; черная, рассыпчатая земля в платке из отбеленного полотна; плошка с земляным маслом, которое после того, как безносый высек искру, загорелось красным, слегка коптящим пламенем. Последней легла неструганая деревяшка, похожая больше всего на выкопанный в лесу корешок.

Мржек последний раз оглядел приготовления и поднял обе руки вверх, призывая к тишине.

Кумпяк застыл, положив ладонь на цепь, что удерживала раму с распятым Ендреком, а Грасьян занял место в изголовье пана Юстына – прямо напротив Мржека, глаза в глаза. В руках безносый держал широкий, плавно изогнутый нож с глубоким кровостоком, и последние слова чародея не оставляли места для сомнений в его предназначении.

Колдун закрыл глаза и запел, не разжимая губ. Голос его напоминал низкое, басовитое гудение шмеля на лугу конюшины. Он то становился громче, то стихал до предела слышимости. Постепенно в ритме чародейской мелодии заплясал красный огонь в плошке, замерцал металлический брусок (а может, он только отражал подвижные язычки пламени), пошла рябью вода в чаше.

Ендрек ощутил, как начали покалывать кончики пальцев, словно руку во сне отлежал, а теперь кровь возвращается в самые тоненькие сосуды. Дальше – больше. Покалывание распространилось по предплечьям и достигло локтей. После – ключиц. Волны холодка – не противного, а, напротив, даже бодрящего, закружились в животе и под грудиной. Еще немного, и колдовской жар охватил студиозуса целиком.

Что делал Мржек?

Об этом Ендрек мог лишь догадываться.

Скорее всего, он собирал энергию стихий – расставленные по углам гексаграммы предметы, видимо, играли роль точек концентрации магических сил – и вливал ее в парня. Насыщал его кровь магией, как рапа насыщается солью, до предела, под завязку, с тем чтобы выплеснуть их – и кровь, и силу волшебства – на замершего и, похоже, переставшего даже дышать пана Юстына.

Медикус уже не помышлял о сопротивлении. Его тело само собой вошло в ритм завораживающей мелодии, выпеваемой Мржеком. Пульс стучал в висках церковным перезвоном колоколов…

Или этот шум и звон доносятся снаружи, из-за закрытой двери?

– Грасьян! Давай!!! – резкий окрик Мржека вмиг разрушил очарование волшбы.

Безносый замахнулся ножом. Ендрек хотел зажмуриться, но не успел.

С треском, с грохотом вылетела тяжелая дверь. Ударила краем чародея по колену. Он зарычал, как разбуженный среди зимней спячки медведь, и отпрыгнул в угол.

А в свободный дверной проем кубарем вкатился человек. Свет масляных ламп отразился от нашитых на кожаный жак стальных блях. Из-под низко надвинутой на глаза шапки виднелся лишь крючковатый нос и седой чуб. Еще лежа на полу, нападающий широко размахнулся тяжелым трехгранным мечом, и быть бы колдуну без обеих ног, если бы он оставался на прежнем месте.

– Мрыжек? Сука! – заорал человек с мечом, и Ендрек, к своему удивлению, узнал голос дядьки Хмыза.

Чародей если и удивился, то не подал виду. С его ладони сорвался огненный шар размером с кулак и ожег успевшему все же отпрянуть гусару плечо.

– Закончи, Грасьян! – выкрикнул Мржек, сводя пальцы рук перед грудью.

Следом за Хмызом в высоком прыжке в комнате очутился сам пан Войцек Шпара.

Взмах острой сабли, и безносый, выронив нож, захрипел, задергался и, зажимая разрубленное почти до позвонков горло, повалился на пана Юстына.

Терновский князь завизжал, словно его обдали кипящим маслом, и выгнулся на столе, упираясь в доски затылком и пятками. Раньше студиозус видел такое только у припадочных.

Колдун зарычал, сцепив до хруста зубы, и Ендрек понял, что сейчас на его спасителей обрушится какое-то ужасное колдовство. И тогда хорошо, если останется в живых один лишь разбушевавшийся чародей.