Шрифт:
Дарин и Барклюня успели в последнюю минуту:
«Весенний цветок» был готов к отплытию. По палубе прохаживалось несколько стражников: все, как на подбор рослые, широкоплечие. С борта корабля на берег был перекинут трап — узкая длинная доска — и два матроса готовились затащить его на борт. Дарин не раз видел, как ловко бегают по трапу моряки, но сам взбежать по шаткой доске не решился бы ни за какие коврижки.
— Эй! — завопил Барклюня, размахивая бумагой. — Эй, на корабле!
К борту приблизился один из стражников. Крепкий и могучий, он на полторы головы возвышался над остальными, которые тоже были отнюдь не маленького роста. На правой руке, по локоть, у стражника был намотан длинный кожаный кнут.
— Чего голосишь? — хмуро поинтересовался чернобородый, холодно разглядывая взъерошенного запыхавшегося секретаря.
— Приказ от господина Горама, главы Морского Управления! Живо сюда!
— От господина Горама? — оплетенной рукоятью кнута стражник почесал в бороде. — За пять минут до отхода? Что за приказ?
— Освободить человека по имени Кехелус! — крикнул Барклюня и, привстав на цыпочки, показал листок гербовой бумаги.
— Вкралась ошибка! — поспешно объяснил Дарин. Чернобородый не обратил на него ни малейшего внимания. Он повелительным тоном бросил пару слов матросам и те, ругаясь, на чем свет стоит, сбросили трап.
Один из них сбежал на берег и приблизился к Барклюне. Секретарь вручил ему бумагу.
— Распоряжение, — как можно внушительней сказал Барклюня. — Вот, видишь? Личная печать господина Горама!
— Вижу, — недовольно буркнул матрос, держа документ вверх ногами — команда «Весеннего цветка» явно была не сильна в грамоте. — Передам.
Чернобородый стражник, получив приказ, впился глазами в бумагу. Возможно, неровные строчки, второпях нацарапанные Барклюней, и не внушали ему доверия, но в подлинности печати главы Морского Управления сомневаться не приходилось.
— Кехелус? — угрюмо переспросил чернобородый. — Это еще кто?
Другой стражник подсунул ему развернутый свиток.
Чернобородый, сдвинув лохматые брови, просмотрел список арестантов. На лице его отразилась досада.
— А, этот… — сквозь зубы пробормотал стражник. — Номер пятьдесят первый. Нашли, кого освобождать! По нему рудники плачут…
Он окинул Барклюню и Дарина тяжелым взглядом.
— А вы кто такие?
— Мы здесь по личному распоряжению главы Морского Управления, — важно ответил Барклюня, скрестив на груди руки. — Поторопитесь.
Чернобородый пробормотал что-то и нехотя кивнул головой кому-то из стражников.
Дарин и Барклюня переглянулись.
Вскоре послышались голоса, звон цепей и на палубе показался заключенный. Дарин во все глаза уставился на «господина» об освобождении которого так хлопотали овражные гномы — им оказался высокий человек с черными вьющимися волосами и черными же непроницаемыми глазами. На скуле арестанта красовалась свежая ссадина. Он остановился перед стражником, тот выразительно взглянул на него: видно было, что за то короткое время, что Кехелус находился на борту корабля, он успел порядком всем насолить.
Стражник нехотя снял с пояса связку ключей.
— Благодари богов, номер пятьдесят первый, — проговорил он, выбирая нужный ключ. — Повезло тебе. Но, клянусь, встретимся еще раз — и уж я сделаю все, чтоб доставить тебя горными троллям!
Кехелус не удостоил стражника ответом. Дожидаясь, пока с него снимут кандалы, он стоял, надменно выпрямившись, и без особого интереса рассматривал берег, лодки и стоявших на песке Дарина с Барклюней.
Тюремщик прицепил кольцо с ключами обратно на пояс, взял перо и неохотно вычеркнул из списков одно имя.
— Свободен, — процедил он. — Убирайся отсюда!
… Как ни старался Дарин отыскать на лице «господина» хоть малейшие следы радости по поводу внезапного освобождения, это ему не удалось. Кехелус держался так, словно и не сомневался, что жизненное предназначение Дарина и Барклюни состояло именно в том, чтобы в нужный момент совершить невозможное и спасти его от смерти на бирюзовых рудниках.
— Приветствую, — проговорил Дарин с некоторым недоумением. — Вон в том парке вас ждут… э… гномы. Овражные гномы.