Все русское, национальное, традиционное попадает при Петре под прямой запрет и подвергается преследованию. В 1700 году, как раз в ознаменование Нового года, под барабанный бой на улицах и площадях был вывешен царский указ, предписывавший всем жителям не позднее чем к Масленице переодеться в иноземное платье, а русской одежды не носить.

Через год мысль реформатора была конкретизирована: мужчины должны были носить верхнее платье саксонское и французское, а исподнее, камзолы, штаны, шапки, а также обувь — сапоги, башмаки — немецкие; женщинам предписаны были шапки, юбки и башмаки тоже немецкого образца. Для надлежащего выполнения предписания у городских ворот стояли караулы, следившие за тем, во что одеты обыватели. За ношение русской традиционной одежды штрафовали, а саму одежду здесь же у всех на глазах демонстративно резали и разрывали на куски.

Еще раньше вне закона оказалась борода. Только вернувшись из заграничного путешествия в августе 1698 года, Петр в Преображенском устроил отвратительный спектакль, собственноручно отрезая бороды и длинные рукава старинной одежды. На другой день за царя это делали его шуты, глумясь не столько над оскорбленными людьми, сколько над всей русской национальной традицией.

В традиционных обществах внешние особенности поведения, одежды, элементы той или иной обрядности имеют чрезвычайно большое значение — кроме того, что все они не случайны и происходят издревле, несут на себе многовековое отражение быта, характера, духа народа, они являются своего рода защитой от инокультурных иноверных влияний, представляют зримое свидетельство культурного и духовного единства народа. Поругание и уничтожение этих индивидуальных национальных примет разрушает и народную культуру и сам народ.

Когда заходит речь об эпохе «преобразований» Петра Первого, как-то совершенно пропускается то обстоятельство, что его правление было временем сознательного поругания всей русской национальной культуры, как если бы Россия оказалась завоеванной вражескими войсками. Петр объявил непримиримую войну на истребление всему русскому, и здесь его деятельность ничем не отличается по непримиримости от действий любого иноземного агрессора, окажись он на месте Петра. Все национальное целенаправленно заменялось иноземным — от солдатских мундиров до архитектуры и названия столицы.

Тогда же начинается огромный приток иноземцев в Россию. Брали всех и отовсюду. По европейским городам развешивались на столбах и стенах домов «манифесты» Петра, звавшие в Россию мастеров любого дела. Нужно ли говорить о том, сколько среди этих приезжих «мастеров» было отбросов общества, авантюристов и мошенников? Но не так-то просто было проверить их квалификацию — строгие указы императора повелевали относиться к иностранным специалистам с особым уважением. И если кому-нибудь из иноземцев случалось только показать малейшее неудовольствие — император грозил немедленным и безжалостным наказанием всем виновным.

Вместо экзаменов на мастерство иностранцам спешили раздавать во владение русских крепостных крестьян. В правление Петра Первого государственных крестьян в частную собственность было роздано около 200 тысяч душ мужского пола, значит всего, вместе с неучтенными женскими — почти полмиллиона человеческих душ.

Дело в том, что в преобразованиях и реформах Петра была одна важная особенность — так называемая «европеизация» была предназначена исключительно для высшего сословия, отчасти для городских жителей. Основная масса народа должна была остаться в своем прежнем состоянии. Платить налог на бороду были обязаны только городские купцы, а иноземное платье предписывалось для обязательного ношения только дворянству, чиновничеству и городским обывателям, общее число которых к концу правления Петра составляло едва 5% от общего числа населения.

Русским крестьянам, или 95% населения, правительство разрешало совершенно беспошлинно носить бороду и традиционную одежду. Но здесь нет никакого великодушия или государственной мудрости Петра. Национальная одежда стала не подарком реформатора изнуренному его преобразованиями народу, а — клеймом рабства.

Борода и русская одежда, бывшие на Руси всегда предметом уважения и личного достоинства, теперь стали символом бесправия, признаком недочеловека. Специальные правительственные указы Петра и его преемников под страхом уголовного наказания и лишения состояния запрещали «благородным» господам одевать даже в домашнем быту русскую традиционную одежду. Также предпринимались всяческие меры для того, чтобы дворянство перестало говорить по-русски. Русский язык, язык великого народа, стал в империи Петра и его наследников исключительно средством общения «господ» с «подлыми» людьми, приобрел статус рабского языка.

Объективное освещение петровской эпохи оказалось сильно деформированным целыми поколениями историков, которые привыкли путать историческую науку с патриотической пропагандой. Образ Петра в отечественной историографии буквально табуирован, окружен священным трепетом и преклонением. В то же время профессиональным историкам известно, что преобразования не имели под собой никогда четкого плана, носили случайный характер и почти все потерпели неудачу, не были доведены до конца. Их экономические последствия для страны были сравнимы с катастрофой. Однако не только критика, но малейшее сомнение в величии «гения» императора или попытка объективно разобраться в содержании его правления считаются свидетельством академической неблагонадежности, едва ли не бунтом.

Причина в том, что единственным бесспорным результатом реформ был категорический разрыв с прошлым во всех областях — социальной, духовной, бытовой. «Царь-плотник» как бы сжег, обрубил у России все ее корни и бросил этот обрубок на произвол судьбы. Лишенным всяких живых связей с собственной национальной традицией потомкам не оставалось ничего другого, как любыми средствами оправдывать этот разрыв, даже понимая весь его вред. Так возник миф о «великом» преобразователе, который над «бездной» поднял на дыбы страну и спас ее.