И сказала она:

— Никогда, никогда я не покину болот!

Час спустя она с величайшим трудом оделась и спустилась вниз, чтобы во второй раз в жизни сесть за стол. Фермер и его жена были люди добрые и научили ее правильно есть.

— Надо думать, цыгане понятия не имеют о ножах и вилках, — говорили они потом друг другу.

После завтрака фермер пошел повидать настоятеля, жившего неподалеку от собора; вскоре он вернулся и отвел маленькую Дикую Тварь, только что обретшую душу, к настоятелю в дом.

— Вот эта девушка, — молвил фермер. — А это — настоятель Мернит. — И ушел.

— А! — сказал настоятель. — Ты, как я понимаю, заблудилась прошлой ночью в болотах. Ну и ночка же выдалась — в такую ночь не приведи Господь заплутать среди топей!

— Я люблю болота, — отозвалась маленькая Дикая Тварь, только что обретшая душу.

— Не может быть! Сколько же тебе лет? — спросил настоятель.

— Не знаю, — отвечала она.

— Ты должна знать свой возраст, — заметил настоятель.

— Мне, верно, около девяноста, — отвечала она, — или чуть больше.

— Девяносто лет! — воскликнул настоятель.

— Нет же, девяносто веков, — поправила она. — Мне столько же, сколько болотам.

И она поведала настоятелю свою историю — как захотелось ей стать человеком, и поклоняться Богу, и обрести душу, и познать красоту мира и как прочие Дикие Твари создали для нее душу из осенней паутины, тумана, и музыки, и причудливых воспоминаний.

— Если это правда, — молвил настоятель Мернит, — ты поступила очень дурно. Вряд ли Господь задумал наделить тебя душой. Как тебя зовут?

— У меня нет имени, — отвечала она.

— Придется подобрать тебе христианское имя и фамилию. Как бы ты хотела зваться?

— Песнь Камышей, — отвечала она.

— Это не подойдет, — сказал настоятель.

— Тогда я бы назвалась Грозный Северный Ветер или Звезда Заводей, — предложила она.

— Нет, нет и нет, — отозвался настоятель Мернит, — это совершенно исключено. Мы бы могли назвать тебя мисс Раш [1] , если хочешь. Как тебе понравится — Мэри Раш? Нет, пожалуй, лучше дать тебе еще одно имя:

скажем, Мэри Джейн Раш?

И вот маленькая Дикая Тварь, наделенная душою, согласилась на предложенные ей имена и стала Мэри Джейн Раш.

— Надо бы подыскать тебе какую-нибудь работу, — сказал настоятель Мернит. — А пока можешь жить здесь.

— Я не хочу никакой работы, — отвечала Мэри Джейн, — я хочу поклоняться Богу в соборе и жить у края болот.

Тут вошла миссис Мернит, и до ночи Мэри Джейн оставалась с ней в доме настоятеля.

Так благодаря только что обретенной душе она постигла красоту мира: как выплывал он, сумеречный и равнинный, из туманной дали и ширился, переходя в разнотравные луга и пашни, вплоть до самых окраин старинного города с остроконечными крышами; вдали, среди полей, высилась одинокая старая мельница, ее добротные крылья ручной работы все вращались и вращались, не останавливаясь, под вольными ветрами Восточной Англии. Совсем рядом дома с остроконечными крышами, надежно укрепленные на крепких брусьях, бывших деревьями в незапамятные времена, накренились и нависали над улочками, гордясь друг перед другом своей красотой. А еще дальше, ярус за ярусом, поднимаясь и громоздясь все выше и выше, вздымая башню за башней, возносился собор.

И видела она, как по улицам медленно и неторопливо ходят люди, а между ними, невидимые для взоров, перешептываясь, но так, что живые не слышат их, скользят призраки далекого прошлого, занятые лишь давно ушедшим в небытие. А везде, где улицы вели на восток, в промежутках между домами открывались взорам бескрайние топи — словно музыкальный аккорд, причудливый, странный, что настойчиво повторяется в песне снова и снова, — аккорд, который играет на скрипке только один музыкант, не берущий других нот, — смуглолицый, с прямыми волосами и бородатым лицом, с длинными повисшими усами, — и никому не ведомо, из какой земли пришел он.

Все это отрадно было видеть только что созданной душе.

И вот солнце опустилось за зеленые поля и пашни, и настал вечер. Один за другим веселые огоньки приветливо освещенных окон засветились в торжественном безмолвии ночи.

Тогда высоко на башне собора заговорили колокола, и перезвон их хлынул на крыши старых домов и вниз по скатам крыш, затопив улицы, и поплыл над зелеными полями и пашнями, и достиг приземистой мельницы, и, повинуясь зову, мельник поплелся к вечерне; а звук все звенел над далекими топями, уносясь на восток и в сторону моря. Но для призраков прошлого, разгуливавших по улицам, все это было словно вчерашний день.