Косметику я позаимствовала у Дити, она все равно ею почти не пользуется, но духи у меня были свои, они всегда у меня в сумочке, и я надушилась ими во всех двадцати двух классических местах. Дити вообще признает только один способ окружать себя возбуждающим ароматом: мыло и воду. Надушить ее — все равно что позолотить лилию: после горячей ванны она благоухает, как целый гарем. Будь у меня такой же натуральный запах, я бы сэкономила за все эти годы тысяч десять нью-долларов, пошедших на духи, и не знаю уж сколько часов, потраченных на хитроумное их применение в разных местечках.

Она предложила мне свое платье, я велела ей не говорить глупостей: любое из ее платьев выглядело бы на мне палаткой.

— Ты надень какую-нибудь юбочку с оборочками, а мне найди набедренную повязку, какая побесстыдней. Ты, наверно, удивилась, когда я тебя спровоцировала снять лифчик, сама ведь раньше говорила тебе, чтобы ты не торопилась с этим. Но понимаешь, случай подвернулся, надо было воспользоваться. Теперь они оба усвоили, что можно ходить наполовину голышом, и это наша большая победа. При первой же возможности мы и штанишки скинем, все вчетвером, и даже без этих детских выдумок — играть в карты на раздевание и все такое. Дити, я хочу, чтобы мы жили одной дружной семьей и не стеснялись друг друга. Так что хождение голышом не значит секс, это просто значит, что мы у себя дома, одеты по-домашнему.

— Ну положим, тетя Козочка, ты-то голышом очень даже возбуждаешь.

— Дити, ты что, боишься, я буду заигрывать с Зебби?

— Что ты, тетя Хильда, конечно, нет. Ты не такая.

— Такая, такая. Я ужасно безнравственная. Я никогда не жду, пока мужчина начнет ухаживать первым, они все такие дураки, не знают, как подступиться. Но когда я познакомилась с Зебби, то решила, что мы будем просто приятелями. Я предоставила ему случай позаигрывать, он вежливо поза-игрывал, я не обратила никакого внимания — тем все и кончилось. Не сомневаюсь, что в койке с ним хорошо, вот и ты подтверждаешь, но мало ли с кем хорошо в койке, а вот много ли с кем из них можно дружить? К Зебби я могу броситься за помощью хоть посреди ночи, и он поможет. Так пусть и дальше будет так, что ж с того, что он теперь в силу рокового стечения обстоятельств мой зять. И потом, Дити, я, конечно, всем известная Шельма, но мне, знаешь, не хотелось бы прослыть этакой университетской вдовушкой, соблазняющей юнцов. Я всегда спала только с теми, кто старше меня, ну, в крайнем случае, не намного моложе. В твоем возрасте я подцепила нескольких втрое старше. Было очень полезно для образования.

— Еще бы! Я, тетя Хильда, получила девяносто процентов своего образования два года назад от одного вдовца как раз втрое старше. Я составляла для него программы, нам приходилось вместе сидеть за компьютером, часто после полуночи, в другие часы труднее было получить машинное время. Ну, я ни о чем таком и не думала — вдруг смотрю, он уже помогает мне снять трусики. А потом я еще сильнее удивилась: оказывается, все мое предшествующее семилетнее образование было такое убогое. Он устроил мне настоящий семинар, с занятиями три раза в неделю — я старалась не пропускать — в течение целых шести месяцев. Я очень рада, что занималась со специалистом, а то сегодня ночью Зебадия решил бы, что я дура дурой, хочу, но не умею. Ему я, конечно, ничего про это не рассказывала, пускай думает, что это он меня всему учит.

— Правильно, милая. Никогда не рассказывай мужчине о том, чего ему знать не надо, и лучше соврать в лицо, чем сделать ему больно или уязвить его самолюбие.

— Тетя Козочка, знаешь, ты просто чудо!

Мы прекратили болтать и отправились на поиски наших мужчин. Дити сказала, что они определенно в подвале.

— Тетя Хильда, я туда без разрешения не хожу Это папина святая святых.

— Значит, ты и мне не советуешь?

— Я ему дочь, а ты жена. Это совсем другое дело.

— Ну что ж… Он ведь не запрещал мне… И уж сегодня-то, думаю, он мне простит. Где у вас спрятана лестница?

— Вон за тем книжным шкафом. Он поворачивается.

— Бог ты мой! Не слишком ли много сюрпризов для так называемой скромненькой дачки! Ну, я понимаю, у вас в каждой ванной комнате биде — это Джейн настояла. И холодильник у вас, разумеется, самый обыкновенный, только таких размеров, что хоть сама в него заходи, не в каждом ресторане такой есть. Но книжный шкаф с потайным ходом — это уж, как говорила бабушка Нетти, «ну, скажу я вам!».

— Ты еще не видела наш отстойник — то есть теперь он твой.

— Я видела отстойники. Ужасная гадость — вечно приходится прокачивать их в самое неподходящее время.

— Наш не нужно. Он глубиной больше трехсот метров. Ровно тысяча футов.

— Да ты что! Как это может быть?

— Это заброшенный ствол шахты. Прямо под нами. Вырыт каким-то оптимистом лет сто назад. Папа решил эту дырку использовать. Тут неподалеку в горах есть источник. Папа его прочистил, укрыл, замаскировал, проложил под землей трубу, и теперь у нас сколько хочешь чистейшей воды под большим напором. А вообще он спроектировал Гнездышко в основном по каталогам из готовых строительных блоков, очень прочно, очень противопожарно, с защитой от всего на свете. У нас есть — то есть, прости, у тебя есть — вот этот большой камин и еще маленькие в спальнях, но они тебе не понадобятся, они только для уюта. Радиаторы здесь такие, что можно ходить голышом в любую метель.

— Откуда у вас электричество? Из ближайшего города?

— Нет, что ты! Гнездышко — это потайное место, о нем никто не знает, только папа и я — теперь еще ты и Зебадия.

Энергопакеты и инвертор, тетя Хильда, за гаражом. Энергопакеты мы привозим и увозим сами. Никому нет дела. Конечно, на дом есть документы, они хранятся в компьютере не то в Вашингтоне, не то в Денвере, и федеральные рейнджеры о них знают. Но нас они не видят, если мы увидим или услышим их первыми. Как правило, они сюда не заглядывают. Однажды заглянул один — конный. Ну, папа угостил его пивом под деревьями — снаружи это ведь Просто блочный домик, гостиная и две спальни. Ни за что не догадаешься, что под землей еще много всего.