— А как насчет двадцати четырех часов?

Иштар осталась довольна, согласилась нарядить подменное тело в одежду, которая была на больной — клиентке? — и проследить за тем, чтобы пространство, где мы находимся, оставалось свободным, и спросила:

— А что это там за стук?

Элизабет объяснила, что это Лазарус.

— Он в нашей волшебной пристройке. Он знает, что должен был гам и оставаться, но передумал — и только что обнаружил, что его заперли.

Улыбка исчезла с лица Иштар.

— В волшебной пристройке? Либ, я хочу узнать об этом подробнее.

— Узнаешь.

Мы снова влезли в кабину. Дити сказала Ае: «Двадцать четыре часа», и мы опять вылезли. Иштар лежала на посадочной площадке, принимая солнечную ванну, — на этот раз такая же обнаженная, как й мы. Теперь она произвела на меня еще большее впечатление.

— Как раз вовремя, — сказала она, вставая (она выше меня) и, как всегда, улыбаясь нам. — Подменное тело ждет, и у меня было время осмотреть клиентку и поговорить с ней. Для её возраста она в хорошей форме, понимает, по крайней мере отчасти, что произошло, и относится к этому спокойно. Пожалуйста, передайте Лазарусу, что, если он скоро вернется на Терциус, его допустят в это здание только через семнадцать месяцев. Клиентка высказывается на этот счет очень решительно: она не хочет видеть Лазаруса, пока я не закончу ее омоложение.

— Либ, а семнадцать каких месяцев? — спросила Дити — Я хочу установить точное время рандеву, а Ая откалибрована на время Земли-прим и Земли-ноль, а не Терциуса.

С помощью Элизабет, служившей переводчицей, они договорились о точном времени, потом Элизабет опять заговорила на их языке.

Иштар кивнула:

— Это не проблема, я видела ту фотографию, А плащ с капюшоном — еще проще.

И мы отбыли.

Скинуть труп вниз не составило особой трудности, но я был рад, что мы от него избавились (я снова поменялся местами с дочерью). Потом мы опять оказались на Терциусе.

— Пунктуальны, как всегда, — заметила Иштар, и я с изумлением заметил, что она очень беременна — совсем на сносях. А ведь две минуты назад она показалась мне удивительно стройной для ее роста. — И мы тоже поспели вовремя. Морин, это наши с вами друзья, — и она представила нас.

Морин Джонсон заговорила с нами на галактическом, но тут же перешла на английский, заметив, что мы не понимаем. Да, она похожа на Лаз и Лор, — только красивее. Прекрасная, очаровательная женщина. Я обнаружил, что уже почти привык к тому, что безупречно воспитанные дамы при первом знакомстве обнимаются со мной нагишом. Она поблагодарила нас всех, и видно было, что она говорит искренне.

— Он все еще там колотит в дверь? — спросила Иштар.

— Для него прошло меньше пяти минут, Иш, — объяснила Элизабет. — Но ты знаешь, какой у него характер; наверное, нам лучше лететь обратно. Я думаю, мы скоро вернемся.

И мы снова улетели, втиснув Морин между мной и моей женой вместе с каким-то свертком и плащом, которые она держала на коленях. Мы сразу же очутились внутри «Доры». Истекшее время — ноль секунд. У нас еще оставалось час двадцать минут на то, чтобы подготовиться к обеду. Я обнаружил, что голоден, хотя завтракал всего три часа назад по моему биологическому времени — почти все их я провел в Земле Обетованной, составляя программу вылазки, поскольку все три ее этапа заняли лишь несколько минут, да и то большую их часть мы находились на крыше клиники.

Морин надела плащ, накинула капюшон и взяла в руки сверток.

— Глупо, но занятно, — сказала она. — Куда теперь?

— Со мной, — сказала ей Хильда. — Дорогой мой, можешь выпустить Вуди, как только Дора сообщит Ае, что я дошла до адмиральских апартаментов. Когда он начнет орать, скажи ему, что нам было не до того, чтобы играть с ним в игрушки, и что, если он еще когда-нибудь захочет о чем-нибудь меня попросить, пусть встанет на колени. Вон как расшумелся! Сказки, что я крайне утомлена и буду спать до обеда и чтобы он не вздумал вызвать меня или явиться ко мне до того времени под страхом моего крайнего недовольства и хорошей оплеухи от тебя. Вы все приходите в адмиральские апартаменты, когда захотите, но так, чтобы Вуди не видел. Мы с Морин будем, скорее всего, в ванне.

Когда Шельма устраивает спектакль, она ни перед чем не останавливается. Согласно правилам протокола, которые установил Лазарус Лонг, обед на «Доре» — торжественная церемония, но торжественность можно толковать по-разному: единственное, что здесь строго запрещено, — это одеться кое-как. Обеду предшествует час коктейлей, в течение которого можно прихлебывать кока-колу или же напиться в стельку.

Но в этот вечер тетя Хильда все поменяла. Никаких коктейлей, явиться точно вовремя — без двух восемь по судовым часам, никому не перекусывать у себя — таковы были высочайшие повеления. Никакой самодеятельности в одежде — тетя командор сама решала, что кому надеть и где кому сидеть. Я спросила:

— Тетя командор, милочка, ты не слишком раскомандовалась?

— Да, на этот раз я раскомандовалась, Диточка, — ответила она. — Только, прежде чем заниматься критикой, спроси своего мужа, был ли когда-нибудь такой случай, чтобы прием у меня не удался.