– Сомневаюсь, что он сделал бы еще что-то хорошее; такой дороговизны еще не было... к тому же Британии симпатизирует. Но уж дурень Хьюз наверняка втравил бы нас в европейскую войну. Не из кого выбирать. Я вот голосовал бы за Ла Фолетта. Но у них не хватило здравого смысла выдвинуть его. Германия победит, он это знает, а мы как дураки таскаем из костра каштаны для Англии.

Скорбно кивая, Лазарус соглашался.

Хейнмец велел Теду прийти на следующее утро – в семь. Но уже перед закатом, разбогатев на три доллара, набив желудок сосисками, сыром и крекерами, Лазарус оказался за городской чертой, на дороге, ведущей на запад. Городишко был не так уж плох, кузница тоже, однако Лазарус пустился в путешествия не для того, чтобы проторчать десять лет в захудалом городишке, зарабатывая тридцать центов в час. Ему хотелось побродить, уловить аромат времени.

К тому же Хейнмец был слишком уж назойлив. Осмотр ладоней – чтобы выяснить, давно ли он вышел из тюрьмы, – Лазаруса не смутил, отсоединенный проводок тоже, от вопроса о происхождении своего акцента Лазарус отделался общими фразами, но кузнец принялся гвоздить его вопросами: где на индейской территории жил он ребенком, когда именно родители его прибыли сюда из Канады? В более крупном городе к человеку проявляют гораздо меньший интерес; кроме того, там нетрудно подыскать способ заработать больше тридцати центов в час, не прибегая к краже.

* * *

Он шел уже больше часа, как вдруг увидел автомобилиста: старый деревенский доктор сражался со спущенной шиной на своем "максвелле". Лазарус зажег масляный фонарь и велел врачу светить, а сам заклеил камеру, поставил на место шину, накачал колесо и отказался от вознаграждения.

– Рэд, а ты умеешь управлять этой бензиновой телегой? – спросил доктор Чеддок.

Лазарус сознался, что умеет.

– Сынок, раз уж ты все равно идешь на запад, не согласишься ли ты отвезти меня в Ламар? Потом выспишься на кушетке в моей гостиной, а после завтрака получишь полдоллара за беспокойство.

– Согласен, док. Только поберегите свои деньги – я не нищий.

– Ерунда. Поговорим обо всем утром. Сегодня я ужасно измотался, потому что встал еще до рассвета. Раньше я просто намотал бы на кнут поводья и дремал бы себе, пока кобыла бредет домой. Но эти штуковины невозможно глупы.

После завтрака, состоявшего из яичницы с ветчиной, жареной картошки, пирожков с сорго и деревенским маслом, арбузного повидла, варенья из клубники, сметаны, которую приходилось намазывать на хлеб, и невероятного количества кофе, сестра доктора, она же экономка, старая дева, продолжала пичкать Лазаруса: "Ведь того, что вы съели, сэр, и птичке на день не хватит..." Короче, он вновь тронулся в путь, став на доллар богаче и приняв божеский вид, а слюна, вакса и собственный локоть заметно улучшили состояние его обуви. Мисс Нетта настояла на том, чтобы он взял кое-что из старой одежды. "Берите, Родерик, все равно отдадим Армии спасения. И возьмите этот галстук; док уже не носит его. Я всегда говорю: если ищешь работу, надо выглядеть поопрятнее. Уверяю вас, я даже не открою дверь мужчине, если на нем нет галстука".

Лазарус принял пожертвования, сознавая, что она права, ведь если бы не он, доктор Чеддок провел бы скверную ночь на дороге в автомобиле и сестра его беспокоилась бы. К тому же в большой расход он их не ввел. Мисс Нетти увязала его старую одежду в аккуратный узелок; Лазарус поблагодарил ее и обещал прислать открытку из Канзас-Сити. Узелок он забросил в первые же придорожные кусты без сожаления, потому что эту одежду можно было носить до бесконечности, несмотря на то что выглядела она поношенной. Правда, покрой оказался немного старомоден. Впрочем, он и не собирался носить ее дольше, чем нужно. К тому же щеголи пешком по дороге не ходят, о чем мисс Нетти, вероятно, не знала.

Обнаружив железную дорогу, Лазарус не стал разыскивать вокзал, а вышел на северную окраину городка и стал ждать. Мимо него на юг пришел пассажирский поезд, за ним грузовой, наконец около 10 часов утра на север двинулся товарняк. Пока состав медленно набирал скорость, Лазарус забрался в вагон. Он не стал прятаться и позволил тормозному кондуктору облегчить свой карман на доллар – копию доллара. Настоящие деньги были припрятаны в надежном месте.

Кондуктор предупредил его, что на ближайшей остановке может появиться контролер и больше доллара ему давать не надо, а на вокзале в Канзас-Сити полно пинкертонов, и если ему нужно... в город, то на перроне появляться не стоит: "Эти красавцы не только доллар отберут, а еще и отделают". Лазарус поблагодарил его и подумал, не спросить ли, куда идет поезд, но решил, что это неважно.

Проведя долгий жаркий день в пустом вагоне, Лазарус соскочил, когда поезд миновал Своуп-Парк. Усталый, грязный, он пожалел, что пожадничал и не купил билет. И тут же отбросил эти мысли, вспомнив, что пребывание в городе без денег грозило штрафом в тридцать долларов или тюремным заключением на тридцать дней, – в большом городе и тарифы другие. А у него было всего шесть долларов, правда, в основном настоящих.

Своуп-Парк показался ему знакомым. Лазарус быстро пересек его и вышел к остановке автобуса. Здесь он купил за пятачок тройное мороженое и с удовольствием съел его, чувствуя, как в душе воцаряется покой. Потом потратил еще пять центов на поездку в автобусе и наконец очутился в Канзас-Сити, Лазарус наслаждался каждой минутой, ему хотелось, чтобы это ощущение длилось как можно дольше. Город был таким тихим, чистым и тенистым, таким трогательно провинциальным.

Лазарус вспомнил, как уже посещал свой родной город. Только в каком же это было столетии? Где-то в начале Диаспоры, решил он. Тогда горожанин, решившийся выйти в грязные ущелья улиц, надевал похожий на парик стальной шлем, пуленепробиваемые жилет и штаны, защитные очки, перчатки с медными нашлепками на костяшках, прихватывал и запрещенное оружие. Но все равно на улицах появлялись редко; все старались держаться поближе к остановкам и выходили из транспорта только там, где дежурила полиция, особенно после темноты.