Внезапно возникшая эрекция не проходила, а снять напряжение общеизвестным способом, иными словами, задушить одноглазую змею, Юра брезговал. Одно смущало его. Из памяти не выходило окровавленное, вытянутое от боли лицо этого прыщавого мудака Димы, которому он сломал нос.

Первой мыслью было: «Я что, болен?» Мерзкий голосок, с недавних пор поселившийся у него внутри, где-то под сердцем, злорадно заверещал, что, разумеется, он болен, иначе как объяснить, что он возбуждается от воспоминаний, да еще таких, от которых у нормального человека должны затрястись поджилки и волосы встать дыбом.

Так он и лежал с выпирающим бугорком на джинсах. Затем потянулся к телефону, набрал номер Ивы.

— Это я. Привет, — раздельно проговорил он, так как уже понимал, что его речь становится несвязной. — Ты где?

Во всяком случае, пусть это лучше будет Ива. Уж она-то точно поможет ему снять напряжение.

В трубке что-то гремело и шумело, и он с трудом различал голос Ивы среди этой какофонии. Наконец узнав адрес ночного клуба, он сказал, что сейчас приедет. Наскоро принял ледяной душ, после чего выпил чашку крепкого кофе. Захватив ключи от машины, он погладил бесчувственного Кляксича и вышел.

Он плохо помнил, как приехал в клуб и припарковал машину. Ива ждала его внизу — она курила. На ней было сногсшибательное черное платье со стразами, мерцающими в темноте, как звезды на безоблачном небе, и колготки в вызывающе крупную клетку.

«Выглядит, как шалава, — недовольно отметил Юра. — Не хватает только ценника на сиське».

— Вот он, неуловимый Джо пожаловал, — выпуская дым из накрашенного ротика, съязвила Ива. Он бесцеремонно схватил ее за руку.

— Тут есть отдельные кабинки?

— Кабинки? Прямо так, сразу тебе кабинки, Тягушев? А потанцевать? Фу, ты что, пил? — девушка сморщила напудренный носик.

— Пил, — не стал отпираться Юра. Он привлек ее к себе, в нос вломился целый букет различных духов, но, как ни странно, он не оказывал на юношу никакого возбуждающего действия. — Ну, так что?

— Сейчас узнаю. — Ива выскользнула из объятий юноши.

Очень скоро, когда пятьдесят долларов от Юры перекочевали в карман менеджера клуба, им дали ключ.

— Тягушев, я тебя не узнаю, — сказала Ива, удивленно глядя на Юру. — Что с тобой?

— Ничего. Все в норме, — как-то странно ответил он. «Номер», от которого им торжественно вручили ключи, представлял собой небольшую отдельную кабинку, в которой из мебели был только видавший виды диван, обтянутый потрескавшимся дерматином. В кабинке царил полумрак, из динамиков у самого потолка лилась музыка.

Они разделись. Юра, когда очередь дошла до трусов, вдруг замялся. Он словно очнулся от летаргического сна. Возбуждение, от которого он не мог избавиться дома, куда-то безвозвратно исчезло, он уже хотел только одного — вернуться домой, к больному Кляксичу (а вдруг он уже пришел в себя?). А еще лучше, чтобы дома была Она — Алиса…

— Ну? — Ива толкнула его. — Чего застыл? Или ты меня стесняешься?

Она обняла его, и юноша стал машинально гладить груди девушки. Ладно, это будет в последний раз. Потом он окончательно порвет с ней и станет принадлежать только своему ангелу…

— Ты что, не хочешь меня? — жарко дыша в ухо, спросила Ива. Он погладил низ живота девушки, нащупывая заветный островок, покрытый аккуратно подстриженными волосками. Ива закусила губу.

— Давай, возьми меня, — прошептала она, прихватив зубами его за мочку уха.

Эрекции не было. Маленький друг Юры (постепенно становившийся врагом) беззащитно висел, отказываясь выручать своего хозяина.

— Не надо было пить, — нравоучительно сказала Ива, впрочем, не сильно расстроившись.

Она взяла руку Юры и стала водить ею по своему телу, постанывая. Он угрюмо лежал рядом, пытаясь вызвать в памяти эротичные образы. Однако ничего не происходило, он уже не чувствовал к этой девушке никакого влечения; губы Ивы при поцелуе напоминали сырую печень, а груди были похожи на куски теплого мяса, упакованные в полиэтиленовые пакеты. Справедливости ради стоит отметить, что несколько раз его пенис все-таки вяло приподнимался, но только лишь для того, чтобы в очередной раз упасть, и тогда Юра стал думать о другом. Он представил Иву лежащей на столе, она связана колючей проволокой. Вокруг нее сгрудились молчаливые фигуры в черных балахонах, один из них достает пилу и начинает делать надрезы по ее предплечьям, ляжкам, животу, груди… Кровь сочится сквозь щели в досках, собираясь в маленькие лужи на полу. В пенящиеся кровью разрезы заливается кипящее масло и сера, которая тут же поджигается. Комнату наполняет сладкий запах горящей плоти и монотонное пение, она жутко кричит, извиваясь в пароксизмах боли и страха. На полу уже пузырится целое багровое озеро из крови и масла…

Возбуждение нахлынуло внезапно, как гроза в теплый летний день. Он лег на спину, усадив Иву сверху. Девушка охнула, запрокинув голову. Юноша продолжал двигаться, насаживая ее все глубже и глубже. Обхватил руками груди и крепко сжал их, словно пытаясь выдавить все содержимое наружу. Ива закричала от боли и открыла глаза.

— Юра, — только и смогла выговорить она, ужаснувшись. Лицо юноши было похоже на звериную морду. Глаза превратились в узкие щелки, нос сморщился, рот растянулся до такой степени, что губы, того и гляди, лопнут, из уголка их потекла слюна.