С 10 июня, после того как основные подразделения отошли за вторую позицию, мы уже не имели за собой заранее подготовленных к обороне рубежей. Их приходилось готовить теперь, под вражеским огнем. И для этого опять-таки требовались люди.

Но все равно врагу дорого стоил каждый шаг продвижения. Лишь за один день боев в районе станции Мекензиевы Горы и у Трензиной балки части 345–й дивизии и наша бригада разгромили 3 неприятельских пехотных полка и кавалерийский эскадрон, подбили и уничтожили 42 танка.

После двухдневной весьма относительной передышки (натиск врага не прекращался, но ослабел, и это было результатом понесенных им потерь, необходимости подтянуть свежие части) вновь разгорелись ожесточенные бои. Главным образом на стыке с нашим левым соседом — 345–й дивизией. Противник упорно пытался сбросить нас в Инкерманскую долину. Но ему еще не хватало для этого сил — их сковывала 95–я дивизия, которая вела тяжелые бои на Северной стороне.

Если нам подбрасывали снарядов, пехоту хорошо поддерживали артиллеристы. У них в основном сохранился командный состав, и наша артиллерия — были бы боеприпасы! — представляла еще вместе с минометчиками грозную силу. Наблюдательные пункты командиров дивизионов— капитанов А. В. Макарова, М. 3. Певкина и Н. Ф. Постоя размещались теперь совсем недалеко от бригадного КП, и вызов огня по любой цели происходил легко и просто.

Порой артиллеристы выручали пехоту и людьми. Когда вновь был ранен командир третьего батальона Яков Степанович Кулиниченко и комбриг поручил мне быстро подобрать командира ему на замену, я вспомнил, что где-то недалеко находится с двумя или тремя противотанковыми пушками начальник штаба артдивизиона старший лейтенант Дробот. Это был смелый и решительный человек, отличившийся еще в декабрьских боях, и я предложил его кандидатуру на должность комбата.

— Хорошо, согласен, — сказал Потапов, и назначение состоялось. К помощи отдела кадров мы в таких случаях тогда не прибегали.

Дробот немедленно был направлен в батальон, отбивавший очередные вражеские атаки. Потом, правда, мы все-таки вернули его артиллеристам, а комбатом стал Иван Ильич Кохно. Из окружения он вышел раненым, и ему былц предложено эвакуироваться на Большую землю, но Кохно отказался.

— Ноги и одна рука целы, — сказал он, — значит, еще можно воевать. Да и с людьми жаль расставаться.

Жестокие июньские бои сроднили всех. Людей, как никогда, тянуло друг к другу. Пользуясь тем, что от КП теперь было всего несколько сот метров до любого участка передовой, шел туда, к бойцам, и полковник Потапов, как только представлялась возможность отлучиться.

— Я в батальон, — говорил он мне и наказывал: — Если будет разговор, просите побольше боеприпасов!

Помню, возвратясь поздно ночью, он рассказал о том, как рота лейтенанта Н. А. Хорошкина, в которой осталось не более трех десятков бойцов, отбила атаку немецкого батальона, и о том, как отличился опять пулеметчик Цыгановский, истребивший уже сотни фашистов.

— К ордену его надо представлять, — заключил Алексей Степанович. — Завтра же оформляйте.

Вплоть до 21 июня главные события по–прежнему происходили в полосе обороны 95–й дивизии. Но ее фронт на Северной стороне Севастополя представлял собою уже цепь отдельных очагов сопротивления. Враг выходил к Северной бухте…

22 июня, в годовщину войны, полк немецкой пехоты с танками навалился на нашу бригаду. У Трензиной балки мы отбили одну за другой восемь атак, но понесли много потерь, главным образом от артобстрела и бомбежки.

Геройски действовали в этот день наши артиллеристы. Огневые позиции двух батарей находились над железнодорожным туннелем западнее Трензиной балки. С КП бригады было видно, как туда устремились, стреляя на ходу, десятка два вражеских танков. В то же время над батареями появились бомбардировщики. Вот разрывы бомб скрыли от нас два орудия. Кажется, что все там погибли… Но рассеивается дым, и мы видим — орудия опять бьют по танкам, которые все ближе и ближе.

Потом мы узнали, что при бомбежке были ранены командир батареи Цимлов и политрук Ульянов. Стремясь ободрить товарищей, парторг третьей батареи рядовой Иванов поднялся во весь рост и крикнул:

— Артиллеристы! Не пропустим фашистские танки в Севастополь!

Он тут же упал, сраженный осколком. Но его призыв был услышан.

— Не пропустим гадов! — подхватил раненый подносчик снарядов Винокуров, тоже поднимаясь во весь рост и грозя врагу кулаком.

На одном орудии заклинился замок. У другого, исправного, ранило наводчика. Сержант Николай Париенко — тот, с которым мы несколько дней назад били по танкам у «домика Потапова», — сам стал наводить, а двум бойцам приказал расклинить на замолчавшем орудии замок…

К концу боя в третьей батарее оставалось в строю лишь одно орудие. Но ни один танк не смог прорваться в Инкерманскую долину. Не прошла туда и следовавшая за танками фашистская пехота.

Как только позволила обстановка, на огневые позиции первой и третьей батарей пришел вместе с командиром дивизиона Макаровым полковник Потапов. Они насчитали там шесть горевших танков и еще восемь подбитых.

— Представляйте всех к наградам! — сказал комбриг, вернувшись на КП.

21 июня остатки 95–й дивизии были эвакуированы с Северной стороны. Возникала опасность высадки вражеских десантов на Корабельной стороне и в центральной части города.