И после небольшой паузы — затяжки сигаретой, глотка кофе:

— Мужество — понятие многосложное… Может публика обойтись без новых пластинок Леннона? Может Леннон обойтись без новых дифирамбов публики? Положительный ответ на эти вопросы требовал от меня определенного мужества. И, слава богу, я его проявил.

Может ли Леннон оставаться художником, выпекая вместо пластинок хлеб? Может ли он по-прежнему считать себя мужчиной, стирая и гладя детские пеленки? И ответ был вновь положительным. Я его выстрадал в течение пяти лет.

Снова небольшая пауза — вдох и выдох:

— Творчество, как жизнь. Художник творит, как дышит: вдох — выдох, вдох — выдох. Если ты ничего не вдохнул, то и выдохнуть тебе нечем и нечего. Если у тебя нет ничего, что сказать людям, и ты честен — ты молчишь, а если лжив, суетен — то пичкаешь их подделками. Шум — безвоздушное пространство для музыканта. Когда вокруг меня шум, и в особенности когда шум во мне самом, я не могут творить. Я имею в виду шум-звон, а не хаос-глину, из которого сотворяют миры. В течение длительного времени я не мог не только сочинять, но и слушать музыку — такой шум стоял в моей голове. Я не прикасался к роялю и гитаре, не включал радио, не посещал рок-клубы. Я стал «звуковым монахом». Кстати, я вообще отчасти монах, отчасти стрекоза. Это тоже вдох и выдох.

Затяжка — глоток, затяжка — глоток, вдох и выдох, вдох и выдох.

— Я не могут представить себя нехудожником, представить себя переставшим творить. Я не верю во все эти разговоры: такой-то, мол, выдохся, такой-то, мол, исчерпал себя. Видимо, он просто не был творцом. Мне всегда кажется, что в глубокой старости, перестав сочинять музыку, я начну писать книги для детей. Я навеки обязан открытием мира «Алисе в Стране чудес» и «Острову сокровищ». Мой долг перед детьми — сделать для них то, что сделали эти книги для меня.

Пять лет продолжался вдох «звукового монаха», и вот наконец наступило время выдоха. Буквально за несколько дней до убийства Леннона вышел в свет его новый диск «Двойная фантазия». Первая песня на этом диске называлась «Starting over» — «Начиная сначала».

Английское слово «over» предельно или, вернее, беспредельно многозначно. Его переводы на русский язык иногда занимают целую страницу убористого текста. Но здесь мне хочется остановиться лишь на одной удивительной трансформации этого многогранного, как алмаз, словечка: оно одновременно указывает и на окончание действия — ««все кончено», «все пропало», и на начало в смысле «снова», «вновь», «еще раз». Удивительный лингвистический парадокс, имеющий, как мне кажется, глубокие философские корни в самой жизни: без конца нет начала, и наоборот. Так вот, в творчестве Леннона до добровольного пятилетнего затворничества слово «over» употреблялось исключительно как «конец», чаще всего как конец мечты — «The Dream is over». В устах нового Леннона «over» зазвучало оптимистически, как начало — «Starting over». Эта песня открывала диск. Закрывала его другая — «Hard Times are over» — «Кончились тяжелые времена».

Первое ощущение, которое тебя охватывает при знакомстве с «Двойной фантазией», — я это уже слышал, это ранние «битлзы»! Ощущение хотя и первое, но обманчивое. Простота «Двойной фантазии» уже не простота «йе, йе». Она ясна, но не бездумна и соотносится с последней, как притча — с частушкой. Недаром, комментируя свой последний диск, Леннон говорил: «Я наконец нашел самого себя. Я обнаружил, что был Джоном Ленноном до «битлзов» и останусь Джоном Ленноном после них. Так тому и быть. Воздух очистился. Очистился и я сам».

«Служенье муз не терпит суеты». В «Двойной фантазии» есть песенка «Наблюдая за колесами»:

Певец, который отказывался быть скаковой лошадью, тем более не хотел быть крашеной лошадью с ярмарочной карусели. Он рвался в завтра и отлично сознавал, что на карусели в завтра не поедешь. «Я не верю во вчера», — говорил он в одном из своих последних, предсмертных интервью. Это было больше чем скрытая полемика с другим «экс-битлзом» — Полом Маккартни, написавшим знаменитую песню «Я верю во вчера». Леннон не просто просыпался от многолетней спячки. Он выздоравливал после тяжелой болезни, после кризиса, победив наркотики, алкоголь, а главное — звездный недуг, лесть и льстецов.

Он был еще слаб, но жизнерадостен. Оптимизм наполнял его легкие, как музыка. В день своего сорокалетия он не оборачивался на пройденный путь, а смотрел вперед. С надеждой: «Все говорят о последних пластинках, о последних концертах, как будто бы игра окончена. Но мне всего сорок лет и впереди, если бог даст, еще сорок лет творческой жизни. Не будем заниматься гробокопательством, вырывая из земли на потребу ностальгии публики тела Пресли и «битлзов». Все равно из этого ничего путного не получится. Распятые на кресте прошлого не оживают. Я не собираюсь умирать в сорок лет. Жизнь только начинается. Я верю в это, и это придает мне силы!»