Главной же особенностью Восточной Европы той поры являлась зависимость значительной ее части от такого сильного государства, как Хазария, и угроза подчинения этой державе также и северославянских и финских земель, находившихся на торговом пути с Востока в Прибалтику и вообще в Западную Европу. Именно это и побуждало общины Восточной Европы пригласить на условиях договора (русское — ряд, византийское — пакт) предводителей варяжских дружин, типа Рюрика, Аскольда, Дира и др.

Здесь уместно коснуться одной воистину "проклятой" для нашей истории проблемы — борьбы так называемых норманистов и антинорманистов. Если внимательно проследить споры этих двух течений, то легко увидеть, что главными вопросами для них были те, которые поднимал еще древний летописец начала XII в.: происхождение термина "Русь" и династии киевских князей. С точки зрения современной науки, оба вопроса второстепенны. Тем не менее вокруг них сломано немало копий.

Думается, что в оценке дореволюционных норманизма и антинорманизма прав М. А. Алпатов, когда писал: "Борьба норманистов и антинорманистов в XIX в. была борьбой двух русских монархических концепций" [27] . Нельзя, однако, не отметить, что с точки зрения оценки двух отмеченных выше спорных вопросов норманистами являлись все видные русские историки (Н. М. Карамзин, СМ. Соловьев, В. О. Ключевский и др.), а их оппонентами были, как правило, посредственности типа Д. И. Иловайского. К антинорманистам относилось и большинство украинских историков.

В 20 — 30-е годы вопросы норманизма и антинорманизма уже не играли большой роли, хотя в ранней советской историографии существовали представители обоих направлений. В то же время осмысление сущности государства как общественного института, возникшего на определенной стадии развития, делало вопрос о происхождении династии второстепенным, каким он, кстати, давно является для европейской исторической науки. Иначе, например, английские историки должны были бы ломать копья из-за принадлежности своих правящих династий, чего они не делают, хотя с 1066 г. в Англии не было ни одного английского по происхождению правящего дома. Уже из этого следует, что борьба вокруг такого сюжета ничего общего с патриотизмом не имеет и является не более как реликтом средневековья. Тем не менее уже с 40-х годов и особенно в период "борьбы с космополитизмом" в нашей исторической науке взяли верх именно "патриоты" такого толка. Но на позицию антинорманизма волей-неволей встали почти все советские историки; многие потому, что приклеиваемый в противном случае ярлык "норманиста" делал человека чуть ли не врагом народа.

Мне кажется, однако, что вся шумиха, поднятая в нашей историографии 40-х — первой половины 80-х годов вокруг данных сюжетов, не заслуживает серьезного внимания, ибо она была лишь ширмой для выдвижения отдельных персоналий на научном поприще. По сути дела, настоящих норманистов, то есть тех, кто утверждал неспособность славян самим создать свое государство, давно нет. Поэтому странно читать заявление Рыбакова, будто бы видный датский ученый А. Стендер-Петерсен (1893 — 1963 гг.), сетуя на крах старого норманизма, задался целью создать некий неонорманизм [28] . На самом деле, этот ученый (кстати, русский по матери), прекрасный знаток наших древностей, был не более норманистом, чем, например, Ключевский. Он действительно считал, что термин "Русь" северного происхождения, как и династия киевских Рюриковичей. Но к этому выводу теперь, после того, как кличка "норманист" перестала быть синонимом чего-то антипатриотического, постепенно склоняется все большее число наших историков [29] . Что же касается Стендер-Петерсена, то он на самом деле писал о существовании у нас неоантинорманизма [30] . Думается, разница здесь есть.

Попытаемся посмотреть на легенду о Рюрике и его братьях с точки зрения исторических реалий той эпохи. Древний наш летописец утверждает, что три брата варяга, призванные словенами и финскими племенами севера, утвердились: Рюрик в Новгороде, Синеус на Белоозере, а Трувор в Изборске [31] . Локализация любопытна, но не бесспорна, хотя бы потому, что Новгорода в IX в. еще не было, но, по-видимому, существовало поселение на его месте или рядом с ним [32] . Это, очевидно, город Слав восточных источников [33] . Важнее, однако, другое. Упоминание Белоозера свидетельство того, что пришлый скандинавский конунг обязался охранять верховья Волги и выходы к Белому морю. Изборск же доказывает, что ту же цель Трувор ставил еще на одном подступе к Балтике.

Из летописи видно, что приход братьев был отнюдь не первым появлением варяжских дружин на славянском севере. Упоминание об этом помещено под 862 г., когда прибыли три брата. Единственная предшествующая дата — воцарение в Византии Михаила III (852 г.) [34] — неверна, так как этот император занял престол в 842 году. Поэтому можно предположить, учитывая неточность или просто систематическую ошибочность летописной хронологии IX в., что хронист на основании преданий и отчасти византийских источников знал о ранних приходах варягов в славянские земли, но точно датировать их не мог. Вероятно, по этой же причине он сделал соправителями варягов Аскольда и Дира, хотя на деле, как это давно предположено [35] , они скорее жили в разное время. Принимая во внимание все это, следует и появление Рюрика с братьями датировать приблизительно серединой IX в. или даже более ранним временем.

В то же время из иностранных источников мы узнаем о появлении русов (а это и были первоначально скандинавы) на славянском юге также в 30-х годах IX века. Здесь приходится опираться на знаменитое известие Вертинских анналов, сопоставимое с восточными сведениями о хакане русов и некоторыми данными Константина Багрянородного и других византийских источников. Вертинские анналы представляют официальную летопись сначала единого императора франков Людовика Благочестивого, а затем его сына Карла Лысого, короля западных франков (Франция). Часть, нас интересующая, написана Пруденцием, современником тех событий.

Рассказывая о посольстве византийского императора Феофила ко двору Людовика Благочестивого в 839 г., Пруденций отмечает: "Он также послал с ними (византийскими послами. — А. Н.) неких [людей], которые утверждали, что они являются народом, именуемым Рос, чей король, называемый [36] хаканус, послал их к нему [Феофилу], как они утверждают, дружбы ради… И он [Феофил] просил в упомянутом письме, чтобы они, если возможно по милости императора (Людовика. — А. Н.) получили разрешение и помощь безопасно возвернуться [на родину] через его империю, потому что путь, по которому они пришли в Константинополь, проходил среди варварских, отличающихся жестокостью и беспримерной дикостью племен, и он не хотел бы, чтобы они, возвращаясь тем путем, подвергали себя возможным опасностям. [Однако] расследуя более тщательно причину их прибытия, император выяснил, что они из народа свеонов и скорее являются лазутчиками в той стране [Византии] и в нашей [Франкском государстве], нежели искателями дружбы" [37] .