Именно этот огонек горел в глазах Селезнева, когда три дня назад он воскликнул: «Эврика!», а инспектор Йенсен, сидевший за соседним столиком в столовой, неприязненно покосился на него и привычно протянул руку к кобуре, но сдержался. Рядом со своим соседом, хрупким седым психиатром Смитом, швед выглядел как моренный камень рядом с изящной ивой.

Большую часть атолла занимал космодром, расположенный почти точно посередине изогнутого полумесяцем острова. На западном роге полумесяца находились развалины крепости, построенной еще английскими и французскими колонизаторами. Над полуразрушенными башнями нарастили полусферы лабораторий и жилых корпусов, и в крепости разместилась лаборатория по исследованию вируса ненависти. В восточной же части острова находился курорт, на котором после сложного дела отдыхал инспектор Йенсен. Он был старым знакомым психиатра Смита, и тот попросил инспектора выполнить обязанности телохранителя, пока на острове разгуливают эти безумные русские и не менее безумные и агрессивные монстры, прибывшие из глубокого космоса. У себя, на планете Чумароза, Громозека считался одним из первых красавцев, но тонкий вкус англосакса скорее оскорбляло, чем восхищало существо, выглядящее как помесь слона с осьминогом, а при улыбке обнажающее сто великолепных зубов, которым позавидовала бы и акула. К тому же их знакомство началось с того, что Смит назвал Громозеку типичным маньяком с убийственными наклонностями. Громозека, чтобы разубедить психиатра, привязал Смита к стулу проводами. Селезнев не помогал в этом несложном деле своему другу, но и не мешал ему, и Смит до сих пор посматривал на него косо.

А кричал Селезнев не потому, что был невоспитанным или любил покричать в столовой за обедом, как подумал психиатр Смит, а потому, что Тубаи Ра, талантливый африканский микробиолог, вроде бы нащупал формулу противоядия к вирусу ненависти. Эксперименты на морских свинках дали великолепные результаты, и об этом Тубаи Ра и сообщил Селезневу.

— Поздравляю, коллега! — сказал Селезнев и сел. — Надо немедленно запускать вашу сыворотку в массовое производство! Бродяга, говорят, уже добралась до Юпитера, а надо ведь еще успеть провести вакцинацию всего населения Земли!

— Нет, не надо, — тихо сказал Тубаи Ра. — Я еще не испытывал ее на людях.

Он замолчал.

Для того чтобы испытать противоядие, надо было сначала вдохнуть газ, которым был наполнен лиловый шар, ввести себе вирус ненависти. Кто захочет превратиться в агрессивное, ненавидящее все живое вокруг бессмысленное существо, изнемогающее от злобы и ярости?

Селезнев отложил ложку, которой хлебал суп из моллюсков, и сказал:

— Я к вашим услугам, коллега.

— Нет-нет, — испугался Тубаи Ра. — Даже не думайте!

— Кто-то должен это сделать. К тому же я самый бесполезный член нашей команды, — добавил честный Селезнев. — Я зоолог, дружище…

Тубаи Ра замахал на него руками и заставил замолчать.

Ночью профессор Селезнев прокрался к контейнеру с лиловым шаром, извлек шар, а затем заперся в герметически изолированной комнате, где до этого размещали инфицированных морских свинок, горилл и волков.

В спальне его нашли записку: «Я в вас верю».

Но его вера оказалась слишком доверчивой. Шли третьи сутки после того, как Селезневу ввели сыворотку Тубаи. Но поведение профессора не изменилось: он по-прежнему сидел в герметической комнате, куда ему по специальному трубопроводу передавали еду и питье, и мастерил различные орудия убийства, которые с каждой попыткой становились все совершеннее.

Когда стрела ударилась в стекло прямо перед его лицом, Смит непроизвольно отшатнулся и выругался сквозь зубы.

— Какой ужас, — сказал он инспектору Йенсену, стоявшему рядом с ним.

В голосе психиатра звучало лицемерное сочувствие.

— Для первого выстрела — очень даже неплохо, — возразил флегматичный Йенсен. — Ведь профессор Селезнев, насколько я понимаю, раньше никогда не стрелял из лука?

Смиту не понравился ответ инспектора, и он хотел что-то возразить, но в этот момент он заметил фигурку в алом комбинезоне, стоявшую у стекла неподалеку от них. Алиса негромко всхлипнула и выскользнула прочь из зала наблюдений.

— Бедная девочка, — сказал Йенсен.

Смит промолчал.

Алиса, захлебываясь слезами, бежала вниз по лестнице. «Папочка, милый папочка», — билось у нее в голове. Девочка с размаху налетела на что-то теплое и мягкое. Это что-то издало недовольный звук. Алиса открыла глаза и увидела профессора Минца. В научном мире он прославился своей разносторонностью: все давалось ему — и химия, и физика, и микробиология. Однако Минц был человеком грузным, неповоротливым и не подготовленным к столкновениям с маленькими девочками.

— Извините, — сказала Алиса.

В ответ профессор чихнул. Мощно, освободительно. У Алисы создалось такое впечатление, что если бы он не успел прикрыться платком, в стене башни появилась бы дыра, как после удачного попадания мортиры.

— Да ладно, что там… Не надо было мне вчера купаться, — озабоченно сказал профессор, когда они вместе продолжили спуск по лестнице.

— Да, вид у вас нездоровый, — вежливо ответила Алиса.

Лицо у Минца было красное, влажное от пота.

— Вы бы полежали, малины бы с аспиринчиком приняли, — продолжала она.

— Некогда мне лежать! Твоего отца спасать надо! А я тут совсем расклеился! — сердясь на себя, воскликнул профессор Минц и топнул ногой. От слабости ли, или по причине плохого зрения, он промахнулся ногой мимо выщербленной ступеньки. Профессор наверняка свалился бы вниз, но Алиса подхватила его и прижала к стене.

— Вы хотите спасти моего отца? — взволнованно воскликнула девочка. — Как?

— Вам, Алиса, я могу открыть опасную тайну, которая не должна стать достоянием корыстных людей и милитаристских кругов, — торжественно сказал Минц.