– Не знаю. Не видел раньше ничего подобного, – говорит его товарищ, высвобождая из скрытого кокона что-то, похожее на кожаный мешок, размером с портфель, и начиная с любопытством разворачивать крошащиеся в руках слои гнилой ткани.

– Кто-то сунул это прямо в дупло. Надо же!

Наконец он добирается до остатков чайной скатерти с едва заметным узором в клетку.

– Вот черт!

Он отскакивает и крестится:

– Как это сюда попало?

Потрясенные мужчины молчат, не зная, что делать дальше. Дрожащие пальцы Альфа теребят скатерть.

– Вот уж никогда бы… Столько лет, а мы и не догадывались…

– Скорее всего, это лежало тут десятки лет, – предполагает молодой человек, тряся головой. – Я могу сосчитать годовые кольца… их, должно быть, больше пятидесяти.

– Возможно. Ты в порядке? Слушай, тут, в углу скатерти, цветовой код. После войны их ставили на всех вещах. Во всех домах, – поясняет Альф, недоверчиво покачивая головой.

Парень уже идет к грузовику за мобильником.

– Это работа для местного констебля. Зачем нам лишний шум, пусть они сами во всем разбираются. Лучше позвать кого-то из Холла. Это их собственность. Черт! Мне нужно выпить. Пойдем-ка… давай по пинте! Кому такое в голову пришло, схоронить тело в дереве? Хотя, кто знает? Может, это всего лишь чей-то кот.

Оба молча смотрят на находку. И оба прекрасно понимают, что это не останки животного.

Высокая женщина в джинсах и потрепанной куртке фирмы «Барбур» обходит распиленное дерево, отбрасывая ботинком буковые орешки.

Она еще довольно молода, средних лет, из тех имеющих свой стиль женщин, которые красиво старятся и никогда не теряют девических фигур и четкого абриса скул. Ее руки спрятаны в карманах куртки. Сзади бежит рыжий сеттер, с интересом обнюхивая все, что попадается на пути.

Женщина смотрит в конец дорожки, на старый каменный дом, выходящий на Хай-стрит. Волнистая линия крыши свидетельствует о том, что деревянные стропила прогнили и просели под весом огромных плит песчаника. Дерево упало на край крыши прачечной, оставив зияющую дыру. Хорошо, что не успели начать ремонт. Женщина вздыхает.

Место находки огорожено лентой, и вскоре по всему Сауэртуайту разнесется весть о том, что в Древе Победы найдены человеческие останки. В пятницу заголовки в местной «Газетт» будут кричать о случившемся. Такой сенсации не было с тех пор, как викарий в один прекрасный уик-энд исчез и появился лишь месяц спустя, превратившись за это время в женщину.

– Боюсь, ваша прачечная, Мадди, превратилась черт-те во что, – басит Альф Бриндл, пренебрегая церемониями и не обращаясь к своей собеседнице «ваша милость». Он знал ее еще с тех пор, когда она носила пинетки.

– Не волнуйтесь, Альф. Мы все равно собирались снести ее и построить новое здание. Побольше. Наша дочь надеется начать здесь свой бизнес: реставрация, продажа антикварной садовой мебели и работы по камню. Она хотела использовать весь сад под склады. Можно сказать, что ураган оказал нам услугу, – отвечает она, зная, что лучше уж все сказать напрямую, прежде чем местные сплетники начнут болтать языками бог знает что.

– Так она приезжает из Лондона насовсем? Чтобы остаться? – продолжает выведывать Альф.

Как же! Так я тебе и сказала! Пусть догадывается об остальном сам.

Мадди улыбается, вежливо кивает. После долгого мучительного развода бедная девочка, увозя двоих измученных детей, сбежала отсюда обратно на север, в Йоркшир-Дейлс.

Сауэртуайт привык к блудным детям, возвращавшимся на родину, и паб «Олд Вик» – был самым подходящим местом для зализывания ран. Раньше он всегда был их убежищем. Она знала об этом, когда смотрела на то место, где нашли спрятанный сверток, который уже увезли в участок.

Как странно, что все это время дерево хранило тайну, и никто из них даже предположить не мог… Как странно, что после стольких лет… Ведь пятьдесят лет прошло: целая жизнь позади. Откуда этим молодым знать, как было тогда, или понять, почему она скорбит именно по этому дереву. Все воспоминания, счастливые и грустные, и друзья, которых она любила и потеряла…

Их осталось совсем немного, вроде Альфа Бриндла, который еще помнит тощую девчонку в габардиновом макинтоше, с повязкой на глазу, приехавшую сюда с одним чемоданом и игрушечной пандой. Она вместе с компанией чужаков взбирались на бук, залезали на наблюдательный пост и выглядывали в небе «спитфайры» [1] .

Мадди смотрит на поверженного гиганта, распиленного на бревнышки. Гладит его шершавую кору и задыхается от прилива эмоций:

– Я думала, старик, ты будешь жить вечно, порадуешься моим детям и увидишь моих внуков. Но нет, твой век закончен. Возможно ли, что глубоко в этих кольцах, в кругах жизни ты оставил нам еще одну головоломку, еще одно открытие, еще одно напоминание?

Сердце Мадди глухо колотится. Похоже, для того, чтобы объяснить все это, нужно вернуться к самому началу, в тот судьбоносный день, когда ее мир разбился на мелкие осколки.