— Ей нельзя ко двору.

— Кто-то из вас вляпался в дерьмо? И я должна ввязаться в это, надеясь, что ты не исчезнешь с концами? Не смеши меня. Придумай что-нибудь посерьезнее, эльф.

— Можешь взять мой меч. Я выкуплю его. Это очень дорогое оружие.

— Давай сюда!

Олловейн протянул меч рукоятью вперед. Ведьма с трудом обнажила его. Кончиками пальцев коснулась эльфийской стали и отпрянула, словно от укуса гадюки.

— Это в моей хижине не останется! Так много душ… — Она потрясенно смотрела на Белого рыцаря. — Так много душ, — повторила ведьма. — Унеси прочь проклятое оружие. Покинь мою хижину! Ты хоть помнишь, как часто убивал этим мечом? Хоть ты и выглядишь как нищий, на самом деле ты наверняка князь. Князь смерти! Убирайся.

— Я могу…

— Не здесь! — Она схватила книгу, которую Олловейн пристроил на полу, чтобы разместить Ганду на ложе из тряпок. Пальцы скользнули сквозь обложку и страницы, не встретив сопротивления. Ведьма тут же вскочила, сплюнула на все стороны света, пробормотала какое-то неясное заклинание. С трудом переведя дух, обернулась к эльфу. — Должно быть, ты проклят. Забирай книгу и меч. Уходи! Я скажу тебе снаружи, какова моя цена.

Олловейн нерешительно протянул руку к книге. Для него она была реальна. Он мог поднять ее; она прильнула к его пальцам, будто только того и ждала. Эльф осторожно выполз из хижины спиной вперед. Змеиные глаза следили за ним.

Над зарослями тростника висела удушающая жара. Мышлинг спал. Олловейн вытер мокрый от пота лоб. Наконец стена хижины раздвинулась. Оттуда вышла стройная кобольдесса с белой, почти мраморной кожей. Длинные волосы доставали почти до бедер. Она была обнажена, как и ведьма.

— Что смотришь, эльф? — хриплым голосом спросила она. В волосы ее были вплетены перья. И ящерица, безуспешно пытавшаяся выбраться из своих черных оков.

— Ты…

— Метаморфозы. Превращения. Я знаю, какую цену платит твоя девчушка-кобольд. — От скрипучего голоса болели уши. Змеиные глаза впились в Олловейна. — Раздражает, правда? Тело и голос не хотят соответствовать друг другу. Но давай поговорим о цене, князь смерти. Я не буду спрашивать, почему вы оба не можете отправиться в замок Эмерелль, но это будет играть роль в моей цене. Я хочу получить полоску твоей кожи. Шириной с палец и длиной с мое предплечье.

Мастер меча недоуменно поглядел на ведьму. Он искал скрытую улыбку на ее лице. Подрагивание в уголках губ, подмигивание… Какой-нибудь знак, который превратит эти слова в дурную шутку… Но ничего не было.

— Зачем… — Голос отказался служить Олловейну. Эльф закашлялся. — Зачем она тебе? — запинаясь, выдавил он из себя.

— Кусочек живой эльфийской кожи можно использовать во многих целях. Могу вырезать из него крохотные пластыри. Это помогает от бородавок. Может быть, мне еще пояс понадобится. Или использую кожу для того, чтобы наложить на тебя заклинание обладания. Мастер меча Альвенмарка подчиняется кобольдской ведьме! Вот это был бы номер! А может быть, я просто хочу посмотреть, насколько тебе дорога маленькая лутинка. — Ведьма вынула из волос небольшой обсидиановый клинок. — Ты готов заплатить?

Мысли Олловейна спутались. А есть ли у него выбор? Если Ганда отправится с ним в замок, а мастер меча заявит, что украл книгу, Эмерелль не поверит. Лучше пойти одному. Более четырнадцати проклятых лет! Возможно, посланник из библиотеки давно уже ждет. Танцующий Клинок знал королеву. Она попытается вытащить его шею из петли. Но в конце концов Эмерелль не поставит себя выше закона. Она принесет в жертву лутинку, а не полководца, не мастера меча. Поэтому Ганда должна остаться здесь. Что бы ни случилось, она не должна возвращаться в замок.

— Я заплачу твою цену, но ты сделаешь то, что я попрошу. Возьми кожу с моей спины. А когда лутинка проснется, скажи ей, что она уволена. Пусть убирается к своим вороватым родственничкам. Я больше не хочу ее видеть. Если она осмелится прийти в замок королевы, я велю отвести ее к палачу. Она знает, за что. Скажи ей, что она разочаровала меня и что я ее презираю. И ничего не говори о нашей сделке. Мне все равно, пусть думает, что я бросил ее здесь, в тростнике, а ты ухаживаешь за ней по доброте душевной.

Ничто не шелохнулось в змеиных глазах.

— Она никогда не поверит в мою доброту. Я заставлю заплатить и ее тоже.

— Ты не причинишь ей вреда! — Олловейн опустил руку на рукоять меча. — Как тебя зовут, ведьма?

— Почему я должна открывать тебе свое имя?

— Думаешь, я не узнаю его в Яльдемее?

Она уставилась на него холодными змеиными глазами.

— Меня называют Рика.

— Хорошо. Знай, Рика, если ты что-то сделаешь Ганде или просто будешь плохо с ней обращаться, я узнаю об этом. Во всем Альвенмарке не найдется дыры, достаточно глубокой для того, чтобы ты могла чувствовать себя там в безопасности. Я найду тебя, Рика, куда бы ты ни пошла. Бери мою кожу! Но это значит, что мой долг погашен! Ты уж сама придумаешь, что соврать лутинке.

— Потому что все кобольды — прирожденные лжецы? — резко спросила ведьма. — Так же как все эльфы высокомерны от рождения?

Олловейн стянул рубашку с плеч.

— Начинай.

— Ложись в ил передо мной. — Она произнесла это медленно, пробуя каждое слово на вкус.

Белый рыцарь подчинился. Почувствовал холодное острие между лопаток. Оно стало медленно опускаться по спине. Нож был настолько остер, что Олловейн не чувствовал боли.

Ведьма шлепнула его ладонью по заднице.