Рив Ричард
Шрифт:
— Я об этом не просил.
— Как и я.
Автобус проезжал Касл-Бридж, и Эндрю бросил украдкой нервный взгляд на дом тети Эллы. Дверь была заперта, и шторы опущены. Наверное, тетя Элла стряпает и прибирает в триста втором.
— Что ты будешь делать, если пройдешь, Эйб?
— Поступлю в университет.
— На какое отделение?
— Хочу получить степень бакалавра естественных наук.
— А потом?
— Пойду работать учителем. А что мне еще остается? Что еще остается цветному джентльмену?
— Верно.
— А ты, Джастин?
— Я еще не знаю, выдержал ли я.
— А если провалился?
— Начну все сначала.
— Это будет преотвратно.
— Кто спорит?
— А ты, Эндрю?
Эндрю был в растерянности. Даже не знал, что ответить. Мириам помалкивала, а Кеннета он почти не видел.
— Так что?
— Пока еще ничего не знаю.
— Тебе надо продолжать учебу.
— Я бы и сам хотел, но положение у меня неопределенное.
— Понятно.
Возле ратуши они выпрыгнули из автобуса и протолкались сквозь толпу покупателей и конторщиков к зданию «Аргуса». Кругом, озабоченные, группами стояли сотни учащихся. Очередь огибала все здание и концом выходила на Берг-стрит. Они встали в самый ее хвост.
— Если все мы сдадим, надо будет отпраздновать эго событие.
— Ладно, — равнодушно согласился Эндрю.
— По крайней мере, где-нибудь собраться.
— Где-нибудь собраться, — откликнулся он машинально.
О том, чтобы устроить пирушку у него дома, не могло быть и речи: он никогда не водил туда друзей. Никогда даже не приглашал их к себе: ни на Каледон-стрит, ни в Уолмер-Эстейт. Интересно, что сказала бы Мириам, если бы он позвал к себе Эйба, а может быть, и Джастина?
Пять часов вечера. Двери распахнулись, и очередь, колыхаясь, потекла вперед. Они двигались медленно, шаг за шагом.
— Началось, — сказал Джастин. — Так-то вот. Желаю вам всем удачи.
Юноши уже выходили из дальней двери — одни неестественно веселые, другие мрачные, с вытянутыми лицами. Эндрю вдруг охватило глубокое уныние. Он был одинок, безнадежно одинок в этом людском потоке. Вот так же чувствовал он себя в ту ночь, когда умерла его мать и он стоял с апостоликами. Вот так же чувствовал он себя, шагая по Нэшнл-роуд. Где-то возле Нароу он сел на кучу щебня, сваленного на обочине. Нещадно припекало солнце. Он взглянул на часы — было что-то около трех дня. Его мать как раз, наверное, хоронили в это время. Затем он двинулся дальше — по этой выжженной местности, пустынной и безлюдной. Неужели он обречен на вечное одиночество?
Джастин и Эйб уже стояли перед длинным столом. Эндрю было все равно, как он сдал. Плевать ему на экзамены!
— Номер?
Он смутно различал какую-то женщину по ту сторону стола.
— Номер, пожалуйста.
— Четыре тысячи четыреста шестьдесят, — ответил он безучастно.
Она пробежала пальцем по списку.
— Дрейер? Эндрю Дрейер?
— Да.
— Вы прошли по первому классу, с освобождением от приемных экзаменов.
— Благодарю вас.
Это не укладывалось в его голове. По-прежнему давило чувство одиночества. Неужели у него никогда так и не будет дома, который он мог бы назвать своим? Где все принимали бы его таким, как он есть? Не зависеть от других. От милосердия сестры и ее мужа. Эндрю отошел от стола с намерением удрать от своих приятелей. Вернуться бы к Мириам и выспаться как следует. Только бы не наткнуться на Эйба и Джастина, думал он со страхом.
— Эндрю!
Он невольно остановился. К нему бежал Эйб, охваченный сильным возбуждением.
— Как твои дела?
— О’кей.
— Успешно прошел?
— По первому классу.
— И я тоже. Давай твою лапу.
Он энергично затряс руку Эндрю.
— Думаю, из всей нашей школы лишь мы двое сдали по первому.
— Да? — сказал Эндрю без всякого энтузиазма.
— Неужели это тебя не радует?
— Радует, — ответил он, но в голосе его звучала скука.
К ним подошел Джастин, от его волнения не осталось и следа.
— Ну, я прошел, ребята.
— Молодчина!
— А как вы?
— Оба по первому.
— Здорово!
— Поехали. Надо же порадовать своих этой доброй новостью.
Они впрыгнули в автобус. Эйб был слишком возбужден, чтобы заметить мрачное настроение Эндрю. Он без умолку болтал с Джастином. Эндрю мечтал отделаться от своих однокашников и побыть в одиночестве. Он вдруг вспомнил дождь, который лил в ту ночь, когда умерла мать. Вспомнил эту трогательную группу, распевавшую псалмы на площади Грэнд-Парейд. И дрожащего от холода малыша с белеющими костяшками пальцев. Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твое. Да приидет царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… Как его тогда измордовал Джеймс! Перенести такое унижение, да еще в присутствии Дэнни! Когда он вышел в тот день, то тихо закрыл за собой дверь, а по лестнице спускался на цыпочках…
В доме Джастина на Иден-роуд он был молчалив и задумчив. Лишь машинально улыбался, принимая поздравления. Эндрю хотел послушать «Героическую» Бетховена, но Эйб сказал, что ему не до классической музыки.
— А теперь поехали к тебе, Эндрю.
— Нет.
— Почему?
— У меня никого нет дома, — соврал Эндрю.
— Ну кто-нибудь да есть?
— Сестра ушла, а зять на работе.
— В самом деле?
Джастин предложил поехать к Херби Соломонсу. Надо утереть нос этому выскочке, сказал он.