Сердце билось, накачивая его энергией, пока наконец он не сбросил с себя одеяло. Вылез в окно и перемахнул через забор.

Он пошел по улице быстрой дневной походкой и не прятался в тень, когда проезжала машина, а продолжал размахивать руками в такт шагам. Он шел, как автомат, не поддаваясь ни страху, ни сомнениям – впереди ждала Ольга.

Пройдя центр города, он увидел бледный свет кафе. Он распахнул дверь и вошел уверенной походкой, пытаясь убедить самого себя, что он здесь завсегдатай. Официант с полотенцем в руке посмотрел на него, и огромный мужчина за столиком повернул бычью шею, чтобы смерить Тихона взглядом голубых глаз. Но женщины не было.

Тихон присел на кожаное сиденье и спросил себе лимонаду. Ему показалось, что официант прячет насмешку, но решил не обращать внимания, а ждать Ольгу и тянуть приторный напиток через трубочку.

В стакане уже почти ничего не оставалось, а женщины все не было. Теперь жутко хотелось увидеть ее. Как мог прождать недели, прежде чем отправиться на поиски? Но она не приходила. Тихон расплатился и вышел в ночь.

Не раздумывая, он свернул в узкую улицу, надеясь, что сможет найти Ольгин дом. Все закоулки были черными туннелями в темноте. Из подъездов несло мочой, ноги спотыкались о пустые коробки, газеты, еще какой-то мусор. Здесь царила полнейшая тишина. Все окна были слепы; в одном доме ему как будто почудился свет, но не от лампы, а, может быть, от дрожащей свечи, которая вскоре погасла. Он продолжал идти вперед, но сердце сжалось, и он подумал: я заблудился.

Вдруг он услышал стук каблуков и прижался к стене. Идущая остановился прямо напротив него. Позвякивая ключами, спросила:

– Что, вернулся, матросик? Хочешь зайти?

– Да, – сказал Тихон, не веря своему счастью. Он узнал сладкий запах: это были ее духи. Ольга взяла его за руку и подвела к соседнему дому. Она отперла дверь. Он поднялся вслед за ней по узкой, совершенно темной лестнице.

– Как ты меня узнала в темноте? – спросил он, пока она возилась с другим ключом.

– Зрение как у кошки, – хихикнула она.

В комнате пахло паленым. Тихону захотелось открыть окно, но он не осмелился.

– Присаживайся, – сказала Ольга, не зажигая лампы. Через оконное стекло падал свет от фонаря. Должно быть, ее окна выходили на другую, освещенную улицу, или кому-то пришла в голову странная мысль поместить фонарь на заднем дворе.

На полу лежал матрас, а посередине комнаты стоял стул. Тихон подумал и выбрал стул. Но когда сел, понял, что совершил ошибку – так нелепо он возвышался один в пустоте. Скинув туфли, Ольга прыгнула на матрас и стала возиться с шуршащей бумагой. Она щелкнула зажигалкой, и в свете мелькнувшего пламени Тихон увидал, что она скрутила толстую сигарету. Ольга затянулась – в воздухе запахло хвоей. Не выпуская дыма изо рта, она протянула сигарету Тихону. Тот вдохнул чуть-чуть и тут же отдал ей.

– Хочешь музыку? – медленно и хрипловато проговорила она.

– А соседи?

– На соседей наплевать.

Она поднялась, нашла в углу магнитофон и нажала на кнопку. Песня послышалась, протяжная, грустная. Тихон боялся, что кто-нибудь застучит в стенку, но этого не произошло. Он сделал еще одну затяжку и, неожиданно осмелев, пересел на матрас.

Ноги переставали слушаться. Вытянувшись рядом с Ольгой, он повернулся на бок. Нос оказался рядом с ее шеей: сладкий запах духов мешался с хвойным дымом. Здесь я дома, подумал он, и Ольга мне всех роднее.

– Ты.

– Тсс. – ей не хотелось, чтобы он говорил. Выронив окурок в жестяную банку, она заснула. Ее губы приоткрылись.

Тихон старался не шевелиться, чтобы не разбудить ее. Он боялся, что ночь кончится, а он не успеет надышаться хвоей и духами.

Вздрогнув, она проснулась. В темноте он видел белки ее глаз. Ольга прикоснулась к его щеке.

– Я соврал тебе, что на корабле работаю. Легкими пальцами она гладила его лицо.

– На самом деле я живу в гостинице. Бабка работает там консьержкой.

С ужасом и восторгом он почувствовал, что Ольга касается его губ. От нее исходило тепло, как от печки. Но и сам он, похолодевший было, теперь становился горячее и горячее. Лоб был жарок; румянец, должно быть, заливал щеки в темноте.

С неожиданной силой он схватил эту белую кошку, лежавшую рядом с ним. Она вскрикнула и засмеялась. Он покрыл поцелуями ее шею – он мог бы перекусить бившуюся на ней жилку.

Потом она смотрела на него, подперев рукой голову, а он улыбался, ничего не говорил и не думал, только улыбался, а она смотрела. В свете фонаря лицо Тихона, обычно смуглое, казалось бледным.

Ольга вдруг спрыгнула с кровати.

– Пошли, что покажу!

Надев одну туфлю, она стала шарить по комнате в поисках другой.

Они спустились по лестнице и вышли на все еще темную улицу. Тихон прижал к себе Ольгу, но она, засмеявшись, вырвалась и взяла его за руку, потянув за собой, чтобы идти быстрее.

Он чувствовал, что она влечет его не к центру, а в густую тьму, в еще более узкие, грязные улицы, к порту. Он ни за что не признался бы, что ему страшно, но шел за ней с замиранием сердца. Они вышли на прямую дорогу с тремя битыми фонарями, под одним из которых валялся пьяный, и Ольга, проходя мимо, пнула его носком ботинка. Лежавший промычал что-то, не поднимая головы. Тихон повернулся и чуть не наступил на дерьмо, но Ольга уже влекла его дальше. Все сильнее доносился запах моря.