– Почему с меня? – Борюсик так изумился, что даже перестал сучить конечностями.

– А как же, – еле сдерживая смех, пояснил Лёша: – Это ж ты всё время озвучивал варианты возможного убийства этого задохлика. Причём – самые изощрённые. Поэтому первый претендент – ты, Борис! Мы-то люди незатейливые, с нас и спросу нет.

– Творца обидеть может каждый, – неуверенно пробормотал Борюсик, забираясь в салон джипа. – Но я всё равно не понимаю, чем всё закончилось. Света, что теперь будет?

Он потеребил притихшую Светлану, но Лялька сурово ткнула «творца» в бок:

– Отстань от неё. Что непонятного – развод будет.

И словно услышав её, брошенный Гера громко крикнул:

– Я буду бороться за тебя, Света! Любовь так просто не задавишь и из сердца не вытравишь!

– Ну, конечно, – ухмыльнулась Гольдберг, когда машина, газанув, помчалась по проспекту. – Это клопа не задавишь и не вытравишь, а любовь – запросто. Тоже мне проблема.

Алексей мрачно молчал. Света тоже реплику не поддержала. И лишь Борюсик одобрительно шепнул:

– Ты стала мыслить аллегориями. Теперь надо поработать над эмоциональным и стилистическим фоном.

Света покосилась на них и снова отвернулась.

Если рядом зреет новое чувство, собственное одиночество ощущается ещё острее.

Когда Боря рассказывал о том, что книга – это переработанная и приукрашенная реальность, он ничуть не врал. Все сюжеты, даже самые замысловатые, преподносит писателям жизнь. Кстати, ни у одного сценариста зачастую не хватит фантазии разрулить историю так, чтобы переплюнуть действительность. Люди творят свою судьбу, судьбу окружающих и иногда плетут такие замысловатые кружева событий, что эти кружева превращаются в запутанную рыбацкую леску, стягивающуюся вокруг несчастного индивидуума нераспутываемыми петлями и узлами.

И теперь обескураженный писатель остался один на один со своим недописанным шедевром. Гера нашёлся, но тайна так и осталась тайной. Что толку от этого архитектора, когда его сюжетная линия оказалась столь незамысловатой? И вовсе он не главный герой, а проходной персонаж. А вот марка – это очень интересный виток сюжета.

Примерно так рассуждал Борюсик, лихорадочно набрасывая на бумажках узлы и основные пункты истории. Его рабочий стол был завален этими заметками, как осенний парк листьями.

– Нам нужна Ольга, – выдал он наконец преданно таращившейся на него Ляле. С некоторых пор Гольдберг переехала к гению и создавала ему уют и условия для творчества. У Борюсика теперь были чистые рубашки, борщ в кастрюльке и преданная почитательница таланта, мотивировавшая его на активную литературную работу.

– Зачем она нам? – тут же ревниво заколыхалась Ляля. – Я, между прочим, нервничаю, когда ты про других женщин говоришь. А мне на такие темы нервничать нельзя, я буйная становлюсь.

– За Ольгой надо проследить, – не слушая её, размышлял Боря. – Света же рассказывала, что эта тетка с её работы говорила, что там всё плохо. Это значит, что марку не нашли. Иначе там бы уже была полная идиллия – улучшение благосостояния обычно этому способствует. Так! Начнём со Светы. Набери мне её.

Удивительное дело. Своенравная и непокорная Ляля уже в который раз бросалась выполнять его указания, словно вышколенный дворецкий в графском замке.

Светлана, только что с чувством и полной самоотдачей рыдавшая в подушку, категорически не желала понимать, чего от неё надо и главное – зачем.

Она даже не ожидала, что ещё может плакать по поводу потери мужа. Ей казалось, что всё перегорело, отболело, и после этой встречи она начнёт жить заново. Но вдруг оказалось, что любви-то нет, а какая-то свербящая язва в душе осталась, и никуда от этой ноющей, непроходящей боли не деться. После того как Боря с Лялей были доставлены домой, а Алексей аккуратно спросил, не сходить ли им пообедать, Света вместо того, чтобы воспользоваться его предложением, вдруг замкнулась и потребовала отвезти её к маме. Там она торопливо распрощалась с приунывшим и снова немного разозлённым Лёшей и ринулась в квартиру. Так несётся в отчий дом человек с поносом – думая лишь об одном: добежать, закрыться и никого не видеть. И это при том, что она так давно ждала, чтобы Лёша сделал первый шаг. Ну, сделал, и что? Опять сама всё испортила. Но эти мысли всплывали в голове лишь фоном, почти не задевая сознание.

Захлопнув двери, Светлана начала выть: сначала тихо, а потом всё громче и всё горше.

Ничего в этой поганой жизни нельзя было начать с чистого листа. Продолжить – можно, а начать – никак, потому что исписанные листочки до конца дней так и будут шуршать нам обо всех совершённых ошибках.

Звонок Ляли был очень сильно некстати.

– Зачем я должна узнавать про эту Олю? – раз в десятый переспрашивала Светлана. Ей страшно хотелось, чтобы Лялька отвязалась. Но та упорно бубнила своё.