В нашем районе мы оказались снова час спустя. Уже стемнело, и Блейк припарковал «корвет» у моего дома. В животе запорхали бабочки. Вспомнилось, как раньше, когда Эвелин сидела в машине у очередного бойфренда, мама мерила шагами гостиную и приговаривала что-то вроде: «Она заработает себе гингивит!» или «Только бы соседи не увидели».

Я смотрела в окно и надеялась, что соседям сегодня будет на что поглазеть, когда рука Блейка коснулась моего подбородка. Глядя на него, на его прямой нос и идеальные губы, ощущая, как его пальцы медленно движутся вверх и вниз по моей коже, я думала: «Ну давай же, не спрашивай. Просто сделай это».

Он прижался губами к моему рту, и это оказалось куда приятнее и нежнее того глупого поцелуя в горах Катскилл. Он крепко обнял меня за плечи, поглаживал мои волосы, не лез куда не следует лезть на первом свидании и не привередничал.

— Садись сюда, хочешь? — предложил он.

Конечно! Больше всего на свете. Приглашение было таким соблазнительным, а голос — таким нежным, что у меня по коже побежали мурашки. Я кивнула, а Блейк, улыбнувшись, обнял меня за талию и притянул к себе. Потом я оказалась у него на коленях, мне нравилось вдыхать аромат его лосьона и оставаться в его объятиях. Он поцеловал меня снова, на этот раз крепче и дольше. Я чувствовала вкус мятных леденцов «Лайфсейвер» и думала, действительно ли можно увидеть крошечные голубые искорки, если раскусить их в темноте.

— Ты очень красивая, — произнес он на прощание.

Правда? От этих слов я не шла, а плыла по лужайке. Трава вмиг стала гуще и зеленее, а святая Анна больше не казалась старой и одинокой. Ее платье было ярко-синим, а шаль засверкала золотом. Похоже, сегодня у нее и у малышки Марии выдался удачный день.

Мама ждала в гостиной. Она наделала сандвичей и подогрела молока, но мне не хотелось разговаривать с ней. Воспоминания о том, что произошло сегодня, были чисты, как свежевыпавший снег. Я рассказала только о фильме и ресторане, и мама буравила меня взглядом из-под густых ресниц, ожидая чего-то еще, однако я смолчала.

— Даже сандвич не съешь? — спросила она.

Я покачала головой. В ванной за чисткой зубов я слышала, как она шуршит фольгой, оборачивая тарелку с сандвичами. Не будь я такой счастливой, я бы почувствовала себя виноватой куда больше.

Он позвонил в воскресенье вечером, и я пожалела, что у меня в комнате нет телефона. У Эвелин в свое время был — после нескольких недель нытья, скулежа и рыданий родители купили ей розовую модель «Принцесса». Шнур его со временем перекрутился узлами, диск почти отвалился от беспрестанного пользования, но она все равно уволокла его с собой в Куинс вместе с коллекцией камней — домашних любимцев [7] и плакатом с Питером Фрэмптоном.

Я никогда не просила отдельный аппарат, а зря. Тогда я не боялась бы, что меня услышат родители, — в это время они в гостиной смотрели «60 минут». Склонившись над кухонной стойкой, я удивлялась своим глупым смешкам и кокетливым интонациям. Неужели все это я переняла от Саммер?

— Чему это ты так радуешься? — поинтересовалась Саммер на следующий день, когда мы шли мимо Фредерика Смита Холлистера.

«У вас очень красивый внук», — подумала я, бросив озорной взгляд на памятную доску.

— Я ходила на свидание с двоюродным братом Ли.

Саммер резко остановилась. У нее вырвался такой звук, словно она только что обнаружила клок волос в тарелке с супом — «бе-е» и «фу-у» и «брр» одновременно.

— Ты об уроде-индейце с перекошенной губой?

Это было низко. Видимо, она забыла, что и сама не с рождения безупречна. К тому же Дэл вовсе не урод, а с губой ничего не поделаешь. Мне больше не хотелось делиться с ней, но Саммер настаивала:

— Расскажи, расскажи, расскажи…

И я сдалась.

— У Ли есть еще один кузен, ты его не видела. Брат Дэла. Он просто чудо.

Саммер засмеялась:

— А ты, похоже, на него запала, Ари!

Сколько раз я уже «западала»… То на Патрика, то на мальчишек в школе, но, кроме страданий, это ничего не приносило. Ни разу не случилось того, что произошло со мной в следующую субботу: у порога стоял красивый парень, который непринужденно вошел к нам в дом, крепко пожал руку папе, вежливо поболтал о том о сем с мамой, а потом вновь повез меня в кино и в ресторан, где расплатился карточкой «Америкэн экспресс».

Позже в тот вечер мы с Блейком сидели в «корвете» в квартале от моего дома, рядом с пустующим участком земли. Дом, который раньше там стоял, владельцы снесли и собирались построить более шикарный — то ли на выигрыш в лотерею, то ли на деньги мафии. Вся округа судачила об этом, хотя правды никто не знал.

— Зачем ты здесь припарковался? — удивилась я.

— Затем, — ответил Блейк, — что неприлично целоваться с тобой прямо перед твоим домом. Не хочу, чтобы твои родители плохо обо мне думали.