— Чует сердце, в последний раз вижу тебя, Никитушка.

Племянник еле успокоил тетку.

Лето незаметно переходило в осень. Покраснел лист на осине, позолота украсила ветки березы. Некошеные травы полегли, но поздние цветы еще тянулись к солнцу, будто старались больше захватить тепла. Отзвенели птичьи голоса — пернатые собирались в теплые края. Ветер гнал тонкие серебристые нити паутины, обрывал желтые листья.

Почти все лето Плетнев прожил на берегу озера. Ставил сети на разжиревших карасей, что лениво копошились в илистых заводях. Вечерами раскладывал небольшой костер, варил уху и здесь же на берегу ел. А потом при свете звезд тянул из кружки горячий чай и смотрел, как в озере купается луна, протянув серебристую дорожку к берегу. Попыхивал трубкой, слушал, как перекликались в камышах утки, как плескалась рыба, как шипели маленькие волны, набегая на мокрый прибрежный песок. Вьюга лежала рядом с хозяином и тоже слушала, и тоже смотрела и на озеро, и на звезды, и на луну. Лайка за лето отъелась, снова стала белой, как первый снег. О золоте охотник вспоминал редко. Сходил к той яме, где боролся с медведем, подложил под уступ хороший заряд пороху и подорвал глыбу пудов на сто. Когда пыль улеглась, подошел к яме. Всю ее засыпало вровень с краями. Золотой клад укрыт надежно. В речке Плетнев устроил завалы из камней и сухого леса.

…Однажды утром Никита проснулся от лая Вьюги. Дверь избы была распахнута. Собака бегала вдоль изгороди, тревожно подавая голос. Плетнев натянул на босу ногу сапоги, схватил ружье и вышел на крыльцо. Чуткое ухо сразу поймало непривычные звуки: конское ржанье и людской говор. Увидев хозяина, Вьюга, как и в ту лунную ночь, одним махом перескочила изгородь. На тропу выехали два всадника. Охотник оперся руками на стволы ружей, молча разглядывая людей.

Впереди ехал высокий плотный старик с обрюзгшим лицом, квадратной нижней челюстью и седыми бакенбардами. На нем был поношенный казачий мундир. На вороном жеребце всадник держался легко и уверенно. Второй всадник выглядел лет на десять моложе первого, одет был в простой костюм, как одевались большинство служащих на приисках, и старомодную шляпу, сдвинутую на затылок. Его глаза прикрывали большие очки, под мясистым носом чернели коротко стриженные усы, и сразу же от нижней губы начиналась темная короткая бородка. Серая лошадь под ним плясала, шла боком, перебирая тонкими ногами, всхрапывая и задирая голову. Оба всадника были вооружены карабинами, а позади седел у каждого виднелись объемистые тюки.

С громким лаем Вьюга бросилась навстречу чужим, запрыгала перед мордами лошадей. Старик взмахнул плеткой, но собака увернулась от удара. Плетнев пытливо оглядел всадников. Они его тоже заметили, тот, что был помоложе, сказал:

— Кажется, мы имеем удовольствие видеть хозяина? Бонжур, монсиньер, — он снял шляпу и шутливо поклонился. — Принимай гостей, таежный князь.

— Кто такие будете? — не отвечая на приветствие, спросил Плетнев. Ему не понравилось кривляние очкастого.

— Смиренные путешественники, любители природы.

— Убери собаку, черт бы ее побрал, — крикнул старик. — Она покусает лошадей. Но прежде я исполосую ее шкуру.

— Легче, господин хороший, — нахмурился Никита. — Не больно махайся-то, — и позвал Вьюгу. Лайка нехотя повиновалась, взбежала на крыльцо и оттуда рычала, не спуская глаз с пришельцев. Всадники спешились, привязали лошадей к изгороди и вошли с хозяином в избу. Вьюга, рыча, легла у порога.

— А вы, мон шер, не очень приветливо встречаете путешественников, — заговорил человек в очках, мельком оглядывая жилье охотника. Он вытянул онемевшие от долгой езды ноги, снял выгоревшую на солнце шляпу и обмахивал ею потное лицо.

— В тайге живу, — коротко ответил Плетнев. — Здесь всякий народ попадается.

— Он прав, — поддакнул старик, в котором нетрудно было и без мундира узнать бывшего офицера. Все движения его — резкие и четкие, выдавали старого служаку, а говорил он громко, отрывисто, словно командовал ротой. — Знаю и я таежных бродяг. Народец — оторви да брось.

— Убедили, согласен, и довольно об этом, — прервал человек в очках. — Я философию на пустой желудок плохо воспринимаю. Лучше давайте позаботимся о завтраке.

Никита растопил печь, поставил на нее закопченный чайник. «Откуда взялись такие? — думал он. — Зачем приехали?». Пока он возился у печи, приезжие внесли свои тюки и распаковали их. На столе появились консервы, колбаса, рыба и бутылка с вином. Бывший офицер достал два серебряных стаканчика, нож и вилки. Все это он хозяйственно разложил на чистой салфетке, открыл банку с сардинами и обратился к товарищу:

— Начнем. И ты, хозяин, садись.

— Благодарствую, — отказался Плетнев. — Не привычен к вину.

— Садись, садись, — настойчиво приглашал очкастый. — За знакомство нельзя не осушить по единой чаре.

«За стол уселись, а лбы не перекрестили», — неприязненно подумал охотник. Он сел сбоку стола, искоса поглядывая на гостей.

— За знакомство, — человек в очках поднял стаканчик с вином. — Смею заверить, прекрасный коньяк. Кстати, позвольте представиться, — он шутливо поклонился. — Горный инженер Андрей Антонович Сомов. А это (поклон в сторону спутника) — Николай Александрович Вихорев. Есаул в отставке. А тебя как зовут, хозяин?