– Допустим, – согласился Африканыч.

– Но ведь судебное решение выносил не кто иной, как присяжные, – заметил Долгоруков.

– Что ты хочешь этим сказать? – заерзал в кресле Неофитов.

– А то, что присяжные заседатели были обозлены. – Всеволод Аркадьевич невольно вспомнил лица некоторых из тех, что выносили вердикт, и невольно поежился… – А почему они были злыми на нас? Ведь ты же не будешь спорить с этим? – посмотрел на Неофитова Сева.

– Не буду, – кивнул головой Африканыч. – Так почему они озлились на нас?

– Да потому, что они в большинстве своем честные люди, – ответил Долгоруков. – И обманутые нами тоже в большинстве своем были честными людьми. Понимаешь разницу?

– Кажется, я тебя понимаю, – снова поерзал в своем кресле Самсон Африканыч. – Ты имеешь в виду некоторое проявление солидарности?

– Вот именно! – Сева удовлетворенно улыбнулся и снова стал серьезным. – И наоборот: если бы обманутые нами были мошенниками или нечестными людьми, то мы в лице присяжных имели бы не врагов, а союзников. Тогда присяжные были бы на нашей стороне, и каждый бы из них думал: «Вот и хорошо, что «валеты» надули этих ворюг. Поделом им!» Тогда и вердикт присяжных был бы совершенно другим!

– Я понял, – сказал Неофитов. А потом подумал, какой же все-таки головастый мужик этот Сева Долгоруков.

– Теперь действовать мы будем иначе, – между тем продолжал Всеволод Аркадьевич. – И цель будем выбирать по-другому…

– Это как?

– Из числа плохих людей… Нечестных, вороватых, – пояснил Сева. Было похоже, что эта мысль была им не раз продумана. – Словом, составившим себе состояние неправедным путем.

– А ведь верно! – уже полностью понял задумку друга Неофитов. – Тогда, ежели мы еще раз попадемся, присяжные будут на нашей стороне и не будут столь строги, а возможно, даже не поддержат обвинения прокурора! И мы сможем отделаться только штрафами!

– Да, – согласился Долгоруков. – Но это только одна часть моей идеи. Другая заключается в том, что вор не пойдет в полицию жаловаться на мошенника, отобравшего у него наворованное. Зачем вору самому подставляться? Да и как это все будет выглядеть? Что, вор пойдет в полицию и скажет, что вот он несколько лет грабил государственную казну или брал взятки, а двое мошенников, некто Долгоруков с Неофитовым, в одночасье отобрали у него наворованное? Конечно, он не пойдет никуда жаловаться, а стало быть, не будет никакого следствия и суда. Уразумел?

Африканыч улыбнулся:

– Понял, Сева. И что, у тебя на примете есть подходящий ворюга?

– Имеется, – ответил Всеволод Аркадьевич.

Новый фигурант, или цель , появилась у Севы неожиданно. Еще неожиданнее с ним случилось то, что время от времени случается с мужчинами, – он влюбился. Знаете, бывает, что вы увидели женщину, перемолвились с ней несколькими фразами и вдруг поняли, что не можете без нее жить. И вам надо видеть ее ежедневно, ежечасно, говорить с ней, смотреть в ее глаза, а все остальное в сравнении с ней просто теряет всякий смысл. Ибо вся жизнь – в ней. Или она и есть вся жизнь…

Эта прехорошенькая женщина вышла из экипажа, когда Всеволод Аркадьевич подходил к зданию, построенному в стиле «псевдобарокко» на Вознесенской улице. На нем, между первым и вторым этажами, красовалась вывеска

Ниже, в стеклянной витрине, где стояли образчики товаров, были по грудь нарисованы усатый сытый мужчина в цилиндре с лихо закрученными усами и миловидная, тоже шикарная дама в шляпке с перьями и накинутым на плечи боа. А между ними стоял на деревянной ножке исполненный вручную плакатик со словами:

Итак, прехорошенькая женщина (не обратить на нее внимания было невозможно) в короткой песцовой шубке и легкомысленной для зимы шляпке с одиноким страусиным пером, торчащим, как парадный султан на кивере гвардейца-гренадера, вышла из экипажа и стала подниматься по ступеням крыльца в магазин И. И. Бенклера. Шедший буквально в трех шагах от нее Всеволод Аркадьевич, любующийся ее фигурой, видел, как дама, неловко оступившись, вскрикнула и рухнула на крыльцо, наверняка больно ударившись о его гранитные плиты. Он было ринулся вперед, желая удержать женщину, но не успел. Когда он склонился над ней, предложив помощь, на него глянули большие бездонные черные глаза, которые из-за наполняющих их слез казались просто огромными.

– Благодарю вас, вы очень добры, – сказала женщина и приняла поданную руку. Однако, поднявшись при помощи Долгорукова, она снова вскрикнула и едва не упала. Только теперь Всеволоду Аркадьевичу удалось успеть ее поддержать.

– Колено, – тихо вымолвила дама и страдальчески сморщила носик. Это обстоятельство вызвало в Севе не частое для него чувство жалости с примесью умиления. Беспомощность женщины, стоящей на одной ноге и держащей другую ногу на весу, требовала от него решительных действий.