— Но я ведь не был тогда с тобой, — напомнил Иштван.

— Я попрошу только, чтобы сааб был так добр и засвидетельствовал, кто подарил мне сто рупий, ничего больше, — Кришан быстро вскочил, худой и стройный, отбросил окурок и прихлопнул его ногой так, что посыпались искры. — А может, суда и не будет… Тогда вы заплатите мне больше, гораздо больше.

— Не понимаю, Кришан.

— Если бы вы понимали, то не пришли бы ко мне с этой жалкой сотней. Посол считает, что я глупец и дам себе заткнуть рот такой мелочью, но он сильно ошибается.

— Но кто на тебя подаст в суд? Даже страховой компании не сообщили, за ремонт заплатило посольство. Водитель снова захохотал, потом поднял палец к небу, на котором мигали падающие вниз крупные звезды.

— Кали, — прошептал Кришан. — Повторите это послу. Кали и я думаем о нем, — он положил темную узкую ладонь на грудь. И неожиданно обычным голосом воспитанного слуги спросил: — Что-то вышло из строя? Надо отремонтировать?

Иштван заколебался, не зная, принять ли предложение, но решил за услугу заплатить Кришану отдельно. Ему хотелось, чтобы все вернулось к обычным взаимоотношениям, у него было чувство, что он дал себя втянуть в какую-то нехорошую историю. Пронзительное стрекотание цикад раздражало. И девушка, стоящая в полумраке, похоже, сжимала ладони, потому что браслеты глухо позванивали.

— Левый сигнал не горит, может, ты проверишь электропроводку, а потом подгонишь машину к дому, хорошо?

Неожиданно Кришан схватил его влажными руками за опущенную ладонь, поднял ее, прижал к своей груди. Через рубашку Тереи чувствовал, как под ребрами бьется сердце, ему передалось волнение шофера.

— Сааб, если я плохой человек, то буду очень плохим. Нельзя останавливаться на полдороге… Гора лжи будет расти, даже если я не открою рта. Передайте это ему.

Советник вырвал руку, движение это было слишком сильным, тем более, что шофер ее сразу выпустил. Иштвану стало стыдно за свою несдержанность.

— Я сейчас проверю лампочку, — почти кричал Кришан, — сию же минуту, — но, сделав шаг к автомобилю, он как-то вдруг ослаб, неловко прислонился к капоту машины, соскользнул по нему так, что заскрежетали ногти. Тогда из темноты вышла невысокая девушка, с неожиданной силой приподняла его и отвела безвольно переставляющего ноги Кришана в глубь гаража.

— Он болен? — спросил Иштван вполголоса.

— Он ослабел, — ответила девушка с нежностью, — он курил.

Все сразу стало ясно — и эти странные, неспокойные движения, и витиеватые фразы — Кришан курил гашиш. Растаяла вся симпатия, с которой он относился к шоферу, теперь Тереи понял, чем руководствовался посол, увольняя Кришана, собственно говоря, они должны быть довольны, что не дошло до настоящего несчастья. Еще раз оказалось, что Иштван был не прав, наивная доброта легко могла привести к тому, что они попали бы в руки шантажиста, шофера надо было уволить, используя любой предлог. Ему показалось, что, кроме легких испарений бензина и масла, он чувствует неприятный чад конопли, но все эти запахи перебил острый, приторный аромат духов девушки, которая в наступивших сумерках подошла к советнику.

— Простите его, сааб, с нами случилось большое несчастье, — просила она, позванивая браслетами, — он полон печали. — Ему можно как-нибудь помочь? — Нет. Он должен выспаться.

Тереи включил фары и выехал на дорогу. Слыша ровное гудение мотора, он почувствовал облегчение. Иштван нажал на педаль газа, словно хотел убежать от всего увиденного. В посольстве светилось одно занавешенное окно за решеткой. Шифровальщик еще работал. Сигнал поворота ему отремонтировали на заправочной станции, куда он заехал за бензином.

Конноли отдавал себе отчет в том, что он здесь лишний, хотя они удерживали его так, словно боялись остаться одни в наступающих сумерках на широкой гостиничной веранде. Конноли смутно чувствовал горький вкус поражения, в конце концов, не он, а девушка решила, кого выбрать. У него не было шансов, хотя он себе готовил совсем другую роль. Он не мог ни изменить, ни повлиять на ход событий, в его силах было только замедлить их, а поскольку было ясно, что Маргит и Иштван этого хотят, то назло им Конноли встал, потер свои редеющие, стриженные бобриком волосы и, небрежно бросив «до свидания», ушел, высокий, широкоплечий. По его спине стекали пятна света, падающего из выеденных засухой отверстий в лиственной крыше галереи. И пока они могли его видеть, Конноли шел подчеркнуто молодцеватой походкой, которая никак не соответствовала его усталости после целого дня работы, жаре и позднему обильному ленчу, который его заставили съесть.

Они сидели в тени, быстро превращающейся в сумерки, так близко, что их руки теперь могли свободно касаться, ласкать друг друга, переплетаться, но Маргит и Иштван не шевелились. Если бы рядом находился свидетель, это могло бы случиться скорее — из дерзости, упрямства, просто для того, чтобы подчеркнуть близость, хотя ничего еще не произошло.

Над деревьями висела голубеющая пыль, и волосы Маргит стали почти черными. Далеко за воротами с кошачьим мяуканьем несмазанных осей катились толстые, не окованные колеса тонг, запряженных волами, их белая шерсть фиолетово поблескивала. Я должен буду это запомнить — в голове у Иштвана звучала спокойная мелодия, — оставить в памяти запах сухих листьев, пыли и навоза, голоса, певучая перекличка возниц, сидящих на корточках, на дышлах в огромных тюрбанах, качающихся, как увядшие маки. Свет немногочисленных фонарей еще не резал глаз желтые размазанные пятна между деревьями свидетельствовали о наступающей ночи. Подул ветерок, приносящий облегчение. Еще мгновение, и на землю падет внезапная субтропическая темнота. Маргит тоже смотрела на Агру, город, ставший совсем другим в свете гирлянд разноцветных лампочек, вечерней иллюминации предназначенной для привлечения туристов к маленьким лавкам, заполненным поделками из слоновой кости, сандалового дерева и вышивками, кружевами, батистовыми платочками с мережками тонкими, как иней, которого здесь никогда не видели.