— Руки у вас не слишком замерзли?

— Да, вы знаете, в последние дни сильно похолодало.

— Вроде бы обещали улучшение по…

— Вряд ли, пока вы пренебрегаете оплатой счетов.

— Простите?

— У вас три счета не оплачены, и это весьма досадно. Глубоко сожалею, но вынужден вас предупредить, что, если вы до завтра полностью не расплатитесь, фирме придется начать процесс расторжения с вами контракта. А это, естественно, будет иметь последствия, причем, как вы прекрасно понимаете, не просто последствия, а довольно неприятные для вас. Речь идет о предъявлении иска, о судебном преследовании, привлечении к ответственности.

— Судебное преследование? Но послушайте, у меня было трудное время, дела вот-вот пойдут лучше, и я… я сразу же все заплачу, вопрос нескольких дней… Дайте мне эти несколько дней… подождите-подождите, а сегодня Таня придет?

— На сегодняшний день оказание услуг еще предусмотрено. Однако совершенно очевидно, что, если и завтра не будет произведена оплата, неминуемо возбудят дело, а это означает начало первого этапа судебного преследования, и вас немедленно лишат права на наши услуги.

— Вы не можете так с нами поступить!

— Всего доброго, месье.

Я смотрел, как он удаляется — со своей метлой и своим мусорным контейнером на колесах. Если бы я был героем фильма и у меня был Магнум-357, я бы сейчас, наверное, пустил ему пулю в затылок. Кровь залила бы тротуар, и он упал бы как спортивная сумка, брошенная на скамью в раздевалке, — с глухим никчемушным стуком: чуффф.

Но я не герой фильма, я здесь, в этой жизни, в настоящей жизни, которая не хочет меня отпускать.

Я отчаянно стараюсь скрыть свое ужасное настроение, улыбаясь всем подряд кстати и некстати. Мать сделала запеканку из картошки с сыром, а с запеканкой из картошки с сыром все как-то веселее кажется. Я впервые замечаю, что между Таней и Анной есть какой-то отдельный сговор, этакое сообщничество очень красивых девушек, слегка окрашенное сексуальностью, как бывает, кстати, и с очень некрасивыми девушками, — впрочем, у меня тут могли проявиться давние фантазии фаллократа, которому нравится видеть повсюду намек на лесбийские отношения.

Мало того, что я был мрачен, почти что в депрессии, теперь сюда прибавилась еще и тревога: с той минуты, как я решил украсть деньги, взять их из бумажника матери, в глубине живота у меня поселился свинцовый шар. Ну и, прямо скажем, запеканка тут ничем помочь не может.

Сегодня главная тема разговоров за ужином — семикилограммовый судак, которого поймал отец. Он якобы оставил рыбу другу, во что не верит, правда, вполне добродушно мой братец, который все твердит и твердит, что зря папа пьет перед тем, как идти на рыбалку: начинается с галлюцинаций, а кончается богадельней, в общем, шуточки в таком вот духе.

Таня вроде бы искренне веселится, иногда я посматриваю на нее и сразу же с головой погружаюсь в печаль. Но говорю себе при этом: чушь, чушь собачья, пусть даже у меня больше нет денег на оплату счетов, мы все равно будем встречаться, хотят они того или не хотят, нельзя силой разлучать людей, рвать такую связь только из-за просрочки с оплатой. И вот тут-то я могу и улыбнуться. Но проходит пять минут, и все начинается снова. Сегодняшний ужин точь-в-точь как американские горки, американские горки cheap [32] на деревенском празднике в базарный день, этакие уцененные американские горки, где низ глубоко внизу, а верх — всего лишь чуть-чуть не так низко.

Я жду подходящего момента, чтобы слинять на кухню. Подумал было вызваться принести торт с кремом, но теперь боюсь не дотерпеть до десерта. Эта запеканка совершенно бесконечна, столько народу, а никак доесть не могут! Мысли одна чернее другой, и под их влиянием милая семейная трапеза превращается для меня в похабную декадентскую вакханалию. Приходит на память картинка из старого «Астерикса», на которой едоки фондю весело барахтаются в расплавленном сыре, и приступ тошноты помогает найти удачный, как мне кажется, выход из положения.

— У тебя еще есть маалокс? Похоже, я переел — ужасно пучит.

Матушка отвечает, что есть, конечно же есть — он в кухонном шкафу, на полке с аптечкой, будто я этого не знал раньше… Какое-то мгновение я еще опасаюсь помешать общему веселью, но где там: когда ты твердо решил нажраться, вселенная может лететь к чертям, может лопнуть, как воздушный шарик, тебе нет до нее дела… Ты вне времени, ты наедине со своим пищеварением, вселенная может взорваться, но мой желудок…

Очутившись на кухне, принимаюсь наугад открывать и закрывать ящики: известно же, что мама всегда держит под рукой некоторую сумму наличными «на всякий случай» — привычка бывших бедняков. В процессе поисков дергаю один из ящиков — оказывается, он доверху наполнен никому не нужными предметами, настоящий склад барахла. Начинаю лихорадочно в нем рыться. Авторучки без колпачков, скотч в рулончиках, этикетки от когда-то купленных вещей, товарные чеки, письма с ненастоящим ключом от автомобиля, приклеенным сверху, членские билеты каких-то союзов, пожелтевшие снимки: мы с братцем плещемся в надувном бассейне, вырезанные из газет заметки, диплом лучшей в мире матери, бусы из фальшивого жемчуга, рекламный буклет онлайнового бутика La Redoute, рецепт жаркого по-бургундски из убитого быка, записанный на листке из черновой тетради, письмо от тетушки из Ренна, отвертки разного калибра, кусочки праздничной упаковочной бумаги, тщательно сложенные и хранящиеся с прошлого Рождества…