Шрифт:
«Берсерк сидел на гоне, на голове у него был шлем, и на-щечники не застегнуты. Он держал перед собой щит с железным ободом, и вид у него был грозный. Он сказал хозяину:
— Выбирай, да поживее! А что тебе советует этот верзила? Или сам хочет со мной потешиться?
Греттир сказал:
— Мы с хозяином друг друга стоим: ни тот, ни другой не задира.
Снэколль (берсерк. — В.А.)сказал:
— Вы и подавно испугаетесь со мной биться, если я рассвирепею.
— Поживем — увидим, — сказал Греттир.
Берсерк решил, что тот ему просто зубы заговаривает. И вот он громко завыл и, поднеся щит го рту, стал кусать край щита и свирепо скалиться. Греттир бросился вперед и, поравнявшись с конем берсерка, как ударит ногой по низу щита. Щит так и влетел берсерку в рот и выломал челюсть, и она свалилась ему на грудь. Греттир же левой рукой схватил викинга за шлем, а правой в то же время выхватил висевший у пояса меч и ударил викинга по шее, так что голова слетела с плеч…»
Вторым аспектом звериных воинских культов была шаманская связь со зверем-тотемом, достигаемая в ходе определенного посвящения. Сверхъестественные сила и выносливость, обретаемые берсерками в результате такой связи, назывались в Скандинавии «раммаукин» (rammaukin).
Некоторое представление о посвящении такого рода могут дать древние сказания, нередко повествующие о том, как герой обретает силу и другие свойства священного зверя, испивая его крови. Скорее всего, подобные указания следует понимать как в прямом, так и в переносном (мифолого-магическом) смысле, т. е. такие сказания сохраняют и реальную традицию ритуального употребления крови тотемных животных, и иносказание о магическом посвящении. Вот пример из цитированного уже сказания о короле Хрольфе и Ботваре, сыне Медведя:
«Когда поля к Святкам побелели от снега, люди королевского двора стали чаще угрюмо хмурить брови. Они стали есть меньше и с лучшими манерами, а пить больше и с меньшим весельем. Ботвар спросил Хотта о причине, и тот поведал ему о звере, который вот уже два года нападал на них по Святкам. Зверь этот был огромным и ужасным, с крыльями, ядовитыми клыками и покрыт чешуей. Был он невероятно сильным, а его морда была, как боевой таран. Ни один меч не мог пробить его броню, и ни один человек не возвратился из битвы с ним.
— У короля меньше достойных людей, чем я предполагал, — сказал на это Ботвар, — если один-единственный зверь может две зимы подряд разорять все в округе и убивать людей.
— Это больше, чем просто зверь, — заверил его Хотт. — Это настоящий тролль (злой дух. — В.А.).
В тот день, который мы называем теперь Сочельником, король собрал своих людей в зале для пиров и приказал, чтобы никто из них не выходил из замка ночью.
— Со скотиной пусть будет, что будет, — сказал он, — а своих людей я терять не хочу.
Многие были рады такому приказу, но Ботвар, едва лишь представился случай, выскользнул из замка, и Хотту волей-неволей пришлось последовать за ним.
— Товарищ, товарищ, — стонал он, — неужели ты спас меня в прошлый раз лишь ради того, чтобы погубить в этот?
— Молчи, пес, — прошептал Ботвар.
Увидев, как трясутся его колени, и услышав, как стучат его зубы, Ботвар схватил его, как щенка, и потащил в поле. Они едва миновали коровники, как увидели приближающегося зверя. Даже Ботвару он показался ужасным. Хотг же завизжал во всю мощь легких, что он теперь ничуть не лучше мертвеца, а затем безвольно повис в руках Ботвара, и тот, бросив его в грязь, пошел вперед, чтобы сразиться с чудовищем один на один.
С трудом он вытащил свой меч, наследство Бьорна, с пронзительным криком вышедший из льдисто-голубых ножен [24] . Страшный зверь побежал вперед на двух ногах, но едва он навис над Ботваром и раскрыл свои безобразные когтистые лапы, чтобы схватить и убить его, меч ударил вверх и пронзил сердце зверя. Чудовище рухнуло с грохотом на землю. Не успели его члены перестать дергаться в предсмертной агонии, как Ботвар подобрал Хотта и подтащил поближе.
— Пей его кровь, — приказал он ему.
24
Ботвар — сын Бьорна-Медведя — владел волшебным мечом, у которого было три свойства: его можно было обнажать лишь в случае смертельной опасности; его едва можно было вытащить из ножен, а если уж он появлялся оттуда, то с пронзительным криком; использовать его во время жизни его владельца можно было лишь три раза.
Стонущий и хныкающий Хотт так и сделал. Тогда Ботвар сильно толкнул его, и он пошатнулся гораздо меньше, чем можно было ожидать.
— Пей еще, — приказал Ботвар, и Хотт с ворчанием повиновался.
— А теперь давай поборемся, — сказал Ботвар, и хотя они тискали, ломали и толкали друг друга довольно долго, Ботвар так и не смог опрокинуть своего соперника.
— Ну как, ты все еще боишься королевских людей? — спросил Ботвар.
— Ни мне, ни тебе они не страшны! — пророкотал Хотт».