Мэйтлэнд и Хауден оценивающе присматривались друг к другу.

С интересом, быстро взявшим верх над робостью, Элан вглядывался в высокого, слегка сутулившегося человека, утонувшего в удобном, обитом кожей кресле. Тяжелое лицо с орлиным профилем, задумчивые глаза, длинный крючковатый нос – все эти черты были хорошо знакомы по тысячам изображений на газетных страницах и телевизионных экранах. И все же лицо на самом деле оказалось более старым и морщинистым, чем на фотографиях. И очень усталым, что для Элана было совсем уж неожиданным.

– Благодарю, что согласились принять меня, мистер Хауден. Я бы хотел обратиться к вам лично с ходатайством от имени Анри Дюваля.

«Начинающие адвокаты нынче куда моложе, чем в наши дни. – заметил про себя Хауден. – Или это просто так кажется старым адвокатам, которые с каждым днем стареют еще больше? Вот интересно, – мелькнула у Хаудена мысль, – а я сам сорок лет назад казался таким же юным и полным сил, как этот коротко стриженный, атлетически сложенный молодой человек, в нерешительности переминающийся с ноги на ногу?»

– Да вы садитесь, – премьер-министр указал на кресло напротив себя, и Элан послушно уселся на краешек. – Вам придется быть очень кратким, мистер Мэйтлэнд, потому что я могу уделить лишь несколько минут.

– Я так и предполагал, сэр. – Элан все время следил за тем, чтобы его голос звучал достаточно почтительно. – Поэтому решил опустить фактическую сторону дела. Думаю, большинство фактов вы уже слышали.

– Слышал ли я! – Хауден с трудом подавил внезапный приступ истерического хохота. – Силы небесные! Да я неделями, кроме них, ничего больше не слышал.

Элан улыбнулся – мимолетной, но необыкновенно теплой мальчишеской улыбкой. Моментально вновь став серьезным, он начал:

– Однако существует множество обстоятельств, сэр, которые не нашли отражения в фактической стороне дела: ужасающее состояние судна, человек втиснут в отвратительный чулан, который ничем не лучше звериной клетки, человеческое существо лишено свободы и надежды…

– А вам не приходило в голову, мистер Мэйтлэнд, – перебил Элана премьер-министр, – что упомянутое судно не принадлежит Канаде, что некоторые из живописуемых вами условий существовали на нем в течение уже значительного времени и что нашей стране нет до них никакого дела?

– А кому тогда до них есть дело? Сэр, я спрашиваю вас, – глаза Элана разгорелись, вся его первоначальная робость улетучилась без следа, – неужели нам нет никакого дела до тех человеческих существ, что не принадлежат к нашему милому тесному кружку?

– Вот вы говорите о милом тесном кружке, – терпеливо и снисходительно ответил Джеймс Хауден. – А вам известно, что показатели Канады в области иммиграции одни из лучших в мире?

Элан порывисто подался вперед.

– Но и конкурентов у нас здесь не так уж много, не так ли?

"Вот это он меня приложил, – подумал Хауден, – прямо на обе лопатки”. А вслух резко произнес:

– К данному делу это не имеет отношения. Существуют законы и правила, и, если мы хотим, чтобы они имели какой-то смысл, их необходимо соблюдать.

– Но некоторые из этих законов весьма условны и деспотичны, – возразил Элан, – особенно в части прав человека.

– Ну, если вы придерживаетесь подобного мнения, можете вполне легально обратиться в судебные инстанции.

– Ваш шеф иммиграционной службы в Ванкувере считает по-другому. Он сказал мне, что судам нечего вмешиваться в это дело.

– Тем не менее, – язвительно напомнил премьер-министр, – вы все же обращались-таки в суд, но дело свое проиграли.

– Да, мы проиграли. И именно поэтому я здесь, – с беспощадной прямотой признался Элан. Потом на лице его вновь мелькнула та же мальчишеская улыбка. – Пришел вас просить. Умолять. Если нужно, встану на колени.

– Не нужно, – улыбнулся ему в ответ Хауден. – Мне бы этого не хотелось.

– Позвольте рассказать вам, сэр, немного об Анри Дювале. – Элан решил, что, если уж ему отведено так мало времени, надо использовать его с максимальной пользой. – Это славный человечек, крепкий и усердный работник. Я убежден, что он станет достойным гражданином. Он, правда, плохо говорит по-английски, у него нет образования…

– Мистер Мэйтлэнд, – решительно и твердо прервал его премьер-министр, – причина, по которой этому человеку не может быть разрешен въезд в Канаду, очень проста. Мир полон людей, которые на первый взгляд заслуживают помощи и содействия. Но в оказании подобной помощи должен же быть какой-то порядок, какая-то программа, какой-то план действий. Именно поэтому у нас и существует закон об иммиграции…