Шрифт:
По правде говоря, Гуннхильд уделила всем этим известиям куда меньше внимания, чем сделала бы в другое время. У нее были более важные дела, она должна была соткать свой собственный узор будущих деяний.
К тому времени Эйрик уже вернулся к ней. Его корабли встали к причалу ясным осенним днем, когда солнечный свет отражался от волн, над которыми непрерывно звучали крики перелетных птиц, напоминающие отдаленные звуки рогов, зовущих в бой. Новости, которые он доставил, соединившись с тем, что королеве было уже известно, наполнили сердце Гуннхильд новой надеждой.
XV
В Траандхеймс-фьорд прибыл груженный товарами кнарр. Судно принадлежало Ранульву Осгейрсону, местному жителю, который часто ходил торговать в западные страны, лежавшие за морями. Не раз ему случалось зимовать в Англии, и тогда он возвращался домой, как только устанавливались попутные ветры. Люди сразу же узнали его корабль и известили ярла Сигурда, а тот прислал в лодке человека, который передал Ранульву предложение воспользоваться доком Хлади и остановиться на подворье у ярла на столько времени, сколько гость пожелает.
Просторный двор был заполнен воинами; они заняли все строения, в которых можно было укрыться от непогоды, и расставили на полях множество палаток. Слуги накрывали в зале столы и готовили большую трапезу, так как солнце уже клонилось к вечеру. На скамьях тесно сидели знатные и известные люди. Ярл сидел не на возвышении, а напротив, на месте для почетных гостей, а его кресло занимал светловолосый молодой человек. Вслед за Ранульвом вошла вся его команда. Повернувшись к ярлу, мореплаватель приветствовал его.
— Приветствую и тебя, Ранульв, — с неподдельной сердечностью ответил Сигурд. — Добро пожаловать. Ты прибыл в хороший день. Как ты уже, наверно, слышал, здесь, с нами, наш король. Господин, — добавил он, повернувшись к молодому человеку, — это Ранульв Осгейрсон, достойный землевладелец и мореплаватель, житель этих мест.
Торговец и его моряки повернулись к молодому человеку, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Среди вновь прибывших был пассажир — судя по одежде и выбритому подбородку, англичанин, хотя его лицо было полностью затенено капюшоном плаща.
Хокон приветствовал их теплой обаятельной улыбкой.
— Я рад наконец-то встретиться с тобой, — сказал он. — Я много слышал о тебе, но ты, похоже, оказывался в плавании каждый раз, когда…
В этот момент незнакомец откинул капюшон. Он тоже был молод, с коротким носом и румяными щеками. Вьющиеся каштановые волосы окружали тонзуру, [29] на которой за время плавания отросла довольно длинная густая щетина.
Хокон сбился на полуслове.
29
Тонзура— выстриженное или выбритое место на макушке у католических духовных лиц.
— Брайтнот! — воскликнул он. — Это что, сон?
Приезжий шагнул вперед.
— Нет, король, — негромко ответил он. Было заметно, что он без труда говорит по-норвежски. — Хотя я, бывало, видел этот день во сне. — Он приподнял левую руку. На безымянном пальце сияло тонкое серебряное кольцо.
— О, приветствую, приветствую тебя! — Хокон соскочил на пол, быстро прошел, чуть ли не пробежал, вперед и схватил обе руки священника в свои. Присутствующие разом умолкли, словно не могли поверить своим глазам. Слуги застыли на месте. Хокон обвел взглядом зал. В его глазах сверкал отблеск от света из открытой двери.
— Это Брайтнот, сын Гириса, стоявший в числе первых возле моего приемного отца короля Ательстана, а затем брата короля Ательстана короля Эдмунда. Мы вместе росли и стали с ним как братья.
— Воистину, это достойное представление, — произнес Сигурд голосом, разнесшимся из конца в конец просторного зала. — Добро пожаловать к нам, Брайтнот; мы рады видеть тебя не меньше, чем наш король.
Щеки Брайтнота вспыхнули.
— Король слишком добр… — Он запнулся.
— Какой же благословенный ветер принес тебя сюда? — спросил Хокон.
— Когда мы прощались, ты сказал, Хокон… — Брайтнот одернул себя. — Когда мы прощались, господин, ты сказал, что если я когда-нибудь буду посвящен в священники, то ты пошлешь за мной. Так что я решил не ждать.
Сигурд нахмурился. Остальные просто глазели.
Хокон вскинул голову и рассмеялся.
— У нас нет нужды сегодня говорить о вере, — звонко провозгласил он. — Сегодня мы будем вместе веселиться!