Эзур решил пожертвовать старую овцу, от которой вряд ли можно было ожидать много ягнят. Однако мясо, тушенное с луком и тимьяном, оказалось достойным того, чтобы быть поданным на его стол. Возможно, тут приложили руку эльфы. Благодаря жертвоприношению, а может быть, мясу к Сейе примерно месяц спустя полностью вернулись силы.

Но она оставалась внутренне скованной, говорила мало и лишь тогда, когда к ней обращались. Ее взгляд, казалось, всегда был устремлен куда-то внутрь себя. Через некоторое время Гуннхильд стала все реже и реже заговаривать с нею.

Начался новый год, и солнце стало подниматься все выше и выше. У домашнего скота появился приплод. Штормовые ветры приносили с океана холодные ливни. Снег сходил целыми участками, журчали ручейки, под ногами чавкала грязь. Люди заговорили о вспашке и севе на своих скудных землях, о том, сколько сена они смогут заготовить будущим летом, сколько рыбы даст им море. Женщины торопливо отскребали накопившуюся за зиму в домах зловонную грязь и копоть, развешивали стираное белье на воздухе, бегали по соседям, чтобы почесать языки со своими товарками, радостно окунувшимися в те же самые весенние хлопоты. Дети использовали для бурного веселья любой перерыв в многочисленных хозяйственных делах или играли в игры, возникшие в незапамятные времена. Юноши и девушки впали в мечтательное настроение. Старики просиживали все теплое время на улице, прогревая на слабом еще солнечном свете свои кости.

Эзур и Ольв осматривали «Торгунну».

Старший сын Сивобородого любил море больше всего на свете. Никогда он не упускал возможности поплавать по нему, хотя бы даже на одной из маленьких долбленок, которые держали в поселке для всяких мелких дел. Подрастая, Ольв сначала выходил на ловлю с рыбаками, забрасывавшими сети неподалеку от устья фьорда, затем стал ходить в охотничьи плавания за тюленями и китами и, наконец, вместе с отцом в торговые походы. Он быстро постигал секреты мореходного мастерства и откладывал все деньги, которые ему удавалось добыть, на покупку собственного корабля. Он уже получил прозвище Ольв Корабельщик. И теперь Эзур, у которого было весной очень много дел, дозволил ему вести кнарр в Стрим-фьорд.

— Будь внимателен, — предостерегал его Эзур. — Многие из тех проливов скучают по человеческому мясу. Прислушивайся к советам Скегги. Этот старый морской волк в прежние годы охотился в тех местах на нарвалов и моржей и помнит путь. Но продвигайся со всей поспешностью, которую позволит тебе мудрость, и не трать попусту времени, когда придешь на место. Нам здесь будет очень не хватать всех людей, которые отправятся с тобой.

— Я все выполню, — пообещал Ольв. Он был крепким парнем восемнадцати зим от роду, с обветренным лицом, золотистыми волосами и серыми глазами, мало похожий на своего шумливого брата. Он не был еще женат и обходился услугами рабынь и самых скромных свободнорожденных женщин у себя дома или же шлюх, когда бывал на юге. Ольв рассчитывал на лучшую пару, чем мог предложить ему кто-нибудь из соседей. — Конечно, парни будут счастливы совершить такую прогулку, — он хохотнул, — но раз уж нам придется пропустить весенние гулянья, то мы, когда вернемся, будем еще охотнее пить и любить.

Эзур отозвался похожим на громкий лай хохотом.

Кнарр был широким судном пятидесяти футов длиной, выкрашенным в черный цвет и расписанным красными узорами. Форштевень и ахтерштевень украшали головы чудовищ с разинутыми пастями. На носу и корме были устроены палубы, а посередине корпус судна был открыт. Над каждой из палуб в бортах было прорублено по две пары весельных портов, всего же их было восемь. На торговых кораблях грести приходилось не так уж часто и много; гребцы тогда садились на свои сундуки. Посредине корабля возвышалась мачта, на которой поднимался большой домотканый квадратный парус, укрепленный кожаными полосами. На парусе еще угадывалась его первоначальная синяя окраска. Парус можно было собрать на рифы, если ветер оказывался слишком сильным, или изменить его форму, если нужно было лавировать, — судно хорошо слушалось весел и руля. Идя незагруженным, как в этом походе, корабль должен был двигаться быстро. А вот для возвращения домой, вероятно, потребуется больше времени, так как придется идти против господствующих западных ветров.

Как правило, Ольв стремился уйти в море, подальше от берегов. Но на сей раз, когда ему нужно было везти сестру, он выбрал более спокойные воды, защищенные от океана Лофотенскими островами, пусть даже при этом потребуется много идти на веслах. Для этого — и как воинскую силу — он взял более многочисленную команду, чем обычно: пятнадцать крепких молодых рыбаков и морских охотников (не считая себя самого и Скегги). На борту собралась поистине боевая дружина.

Ярким солнечным днем с началом отлива корабль вышел из Салт-фьорда. Гуннхильд стояла на носу, стискивая обеими руками форштевень, чтобы хоть немного успокоиться. Ее душа была полна радости.

Вскоре они вышли в море и повернули на север. Влево начал отходить берег, все еще испещренный снежными пятнами, среди которых кое-где уже начинала зеленеть первая трава.

С правого борта не было видно ничего, кроме воды и неба. Солнечный свет сверкал на серо-зеленых гребнях. Тут и там волны, пенясь, разбивались о многочисленные рифы и мелкие островки. С шипением и плеском они проносились мимо судна, которое, покачиваясь, стремилось вперед. Дерево поскрипывало; ветер свистел в снастях. Гуннхильд ощущала, как палуба пульсирует у нее под ногами. Холодный соленый ветер покусывал лицо. Над головой проносились облака. Бакланы качались на волнах или черными тенями носились над ними. Чайки, не шевеля распростертыми крыльями, то спускались к самой воде, то поднимались выше мачты корабля. Когда какая-нибудь из них подлетала поближе, девушка слышала визгливые крики, как будто птица кричала ей что-то на своем языке, который она, возможно, еще научится понимать.

— Хорошая погода и попутный ветер, — сказал Ольв, занявший пост впередсмотрящего рядом с сестрой. — Мы и желать не могли ничего лучшего. — Он поглядел на Сейю. — Не иначе как семья ведьмы помогает ей добраться до дому. Если так, то она заплатила за проезд.

Финка сидела в средней части корабля. Она вся съежилась, поджав колени к подбородку, и дрожала под меховым плащом, который дала ей Гуннхильд. Сейю мучила морская болезнь.

— Надеюсь, что она скоро привыкнет к морю, — заметила Гуннхильд, — или по крайней мере не слишком измучается, пока мы будем идти до Стрим-фьорда.