Фламма, кстати, ему не поверил.

– Неужели не хватит даже на шкатулку?

– На маленькую – может быть… – уступил трибун.

– Тогда булыжники нам ни к чему. Я тут на рынке купил крашеных стеклышек – красных и зеленых. Очень похожи на гранаты и изумруды. Насыпаем в изящную шкатулку, вручаем евнуху. Все равно Пакор ничего не видит. А если евнух заикнется о подделках – его же и обвинят в воровстве.

– Отлично, я отправлюсь за шкатулкой, – решил Кука. – Адриану скажем, что в ней были настоящие изумруды. Пусть возместит.

Все, казалось бы, складывалось как нельзя лучше – если не считать, конечно, гибели фабров, Дионисия и Тарука… Но кто из правителей считает потери, когда речь идет о паре солдат и чужих греках?

И все же… Да, все же… неприятные предчувствия точили сердце Приска.

И как выяснилось – не зря.

Уже в темноте кто-то постучал к ним в дверь (комнаты эти, нарочно предназначенные для гостей, имели свой собственный выход на улицу). Римляне как раз закончили обед и теперь сидели, потихоньку потягивая разбавленное горячей водой вино, и обсуждали…

Обсудить, впрочем, ничего толком не успели.

Когда постучали, трибун поднялся и, держа наготове кинжал, направился к двери. Малыш тоже встал. Трибун чуть-чуть приоткрыл дверь. Никого опасного – с видом преданной собачки на него снизу вверх глядел пухленький евнух в пышных одеждах до полу. Но стоило двери приоткрыться чуть шире, как он тут же проскользнул в комнату – а за ним – будто ночные тени – еще трое. Канес и Проб в этот момент были на конюшне, а Клещ спал – он еще не отправился от раны.

– Ты не Илкауд, римлянин… – прошипел евнух.

А дальше… Дальше всё мгновенно пришло в движение. Малыш без лишних слов обрушил тяжеленную скамью на голову ближайшего к нему парня, щепы дождем полетели во все стороны, а охранник просто стек на пол, не издав ни звука. Голова его треснула, как орех в щипчиках искусного повара. Приск парировал уже обнаженным кинжалом удар меча и в следующий миг схватил человека за горло. Этот греческий прием показал ему когда-то Афраний. Когда человек стал медленно оседать, Приск попросту всадил ему кинжал под ребра. Кука сцепился с третьим охранником. А самого евнуха сгреб очень ловко Менений и приставил к белой жирной шее кривой клинок.

– Так о чем ты хотел потолковать, великолепнейший? – с издевкой спросил Приск.

Евнух осторожно втянул носом воздух – лезвие надавливало на кожу и грозило ее прорезать.

– Я… я только… – Он скосил глаза на раскинувшиеся в самых нелепых позах трупы – Кука к этому моменту успел прикончить третьего незваного гостя. – Только хотел сказать… что я с тобой, римлянин, готов обговорить одно предложение… А ты взял и убил моих людей. И… пусть он уберет… это…

– Отпусти его! – приказал Приск.

Менений опустил кинжал и толкнул евнуха в спину так, что тот едва не упал. В длинных его одеждах вполне могло быть припрятано оружие, так что стоять все предпочли от маленького человечка подальше.

– Ты неудачно начал разговор, – заметил Кука. – Уж, наверное, тебя жизнь должна была научить, глупец, что угрожать римлянину – последнее дело.

– Я и не думал угрожать тебе, римлянин… – пролепетал евнух. – Лишь хотел помочь императору Рима захватить сокровища Ктесифона. Пока другие не предложили то же самое.

– Захватить сокровища Ктесифона… – передразнил Приск. – Насколько я знаю, Ктесифон неприступен. А ты проживаешь в Селевкии.

– Может, и так… Но дело в том, что мой господин имеет своего человека на почтовой станции на Царской дороге. Как только станет известно о приближении армии Траяна, он пришлет гонца – но пришлет к моему господину, а не в Ктесифон.

– И в чем выгода твоего господина?

– Мы все – сторонники Пакора, а не Хосрова. Лишить его золота – значит лишить власти. Но мы не можем отнять золото у Хосрова, а вот вы, римляне, можете.

«Ты забыл, евнух, что Пакор планирует восстать против власти Рима, как только наступит удобный момент…» – едва не сказал Приск. Но закусил губу. Несмотря на заверения старого царя, он почему-то не поверил до конца в преданность парфянина.

Приск вдруг поймал себя на том, что знает о планах других людей много, даже слишком много. Но никакой выгоды из этих знаний извлечь не может.

Это открытие повергло его в растерянность. Как будто люди сносили к его ногам бесценные сокровища, а он просто не знал, как ими распорядиться.