— И что вы… разнюхали?

— Прежде всего выяснила, что вы здесь какая-то шишка, — сказала Викица и самодовольно улыбнулась. — Ну и решила начинать с головы.

— Не такая уж я большая, как вы сказали, шишка, — улыбнулся и Слободан.

— Небольшая, да, может, хоть веселая.

— Скорее всего, шишка Марианова. — Инженер, улыбаясь, вспомнил студенческий жаргон своего времени, но он не был понят.

— Что это за Мариан? — спросила Викица.

— Не имеет значения. Короче, в этом деле ни я, ни кто другой особенно помочь не сможет. Относительно дома — тут все идет автоматически. Я уже объяснил вашему отцу, что за дом он получит хорошую квартиру в новостройке и плюс разницу в деньгах. Выгоднее ему договориться с нашей здешней откупной комиссией, чем идти по квазилегальному пути.

— Иными словами, если он не хочет получить на лапу чистоганом, отберут насильно за здорово живешь, — сказала Викица.

— Примерно так.

— Дело в том, что старик свихнется, если его выпрут из дома. Или кому-нибудь прошьет брюхо дробью. Мне-то плевать. От хибары нет никакого толка. Я сюда почти не приезжаю, только уж если совсем припрет. Но маразматик втемяшил в башку, что из дома не выйдет, и мне давит на мозги, чтобы скумекала что-нибудь. Я вам говорю, чистый шизоид. Из него лишь одно удалось вытянуть — что вы единственный порядочный человек среди всех этих антихристов, которые хотят живьем содрать с него кожу. И что с вами стоит поговорить.

— Послушайте, Викица, — Слободану хотелось показать, что он все же кое-что значит. — Я в силах повлиять лишь на сумму, назначенную за дом, и на вопрос о выделении новой квартиры. Можем потребовать пересмотр решения комиссии и переоценку дома…

— А нельзя просто отодвинуть от домов эту трассу, взять немного в сторону, что ли? Ну так, говоря между нами. — Викица смеялась, ясно намекая на интимный смысл этого «между нами».

— Если бы дело было лишь «между нами», мы запросто повернули бы вспять Миссисипи.

Они улыбнулись, с недосказанностью было покончено; вероятно, Слободан даже не хотел знать, что она ему предлагает, но тем не менее предложенное принял, ей же было важно понять, что он это принимает: и предложение, и то, что предложено. А может быть, речь вообще не шла ни о какой сделке: может быть, эта недоговоренность являла собой лишь прелюдию рокового договора. Словно по взаимному соглашению, они переменили тему беседы.

— Вы что изучаете? — спросил оригинальный Слободан.

— Историю искусств, — сказала Викица.

— Судя по вашему возрасту, только что начали.

— Вы настоящий кавалер. Нет, уже восемь лет. И вовсе не потому, что я слишком углубляюсь в науку, просто в искусстве столько надо всего выучить, а времени мало. Да и к чему?

— Если времени мало сейчас, когда же его будет больше? — добавил он в свой тон капельку опытности.

— Человек стремительно мчится к чертовой матери, — сказала Викица. — Надо использовать каждую минуту, пока туда не угодишь.

— Как же вы ее используете?

— Как придется: то совсем глупо, то получше. Ради бога, не читайте мне нотаций, по горло сыта.

— Да я и не думал, — сказал Слободан. — Мне просто пришло в голову, не угодил ли я уже сам туда, то есть к чертовой матери. И не смогу ли помочь вам использовать эту минутку, хоть временно.

Викица окинула его игривым оценивающим взглядом.

— На вид вы еще ничего, жеребчик, — сказала Викица, — немного послиняли, но может, не совсем сошли с копыт.

— Да и вы ничего себе… как это теперь говорится?..

— Кошечка, — сказала Викица. — Я стоящая кошечка.

Они снова выпили: она — коньяк, он — вино. Поморщившись, Викица огляделась вокруг.

— Мурвица никогда не была Копакабаной, но сейчас выглядит просто ужасно, — сказала она. — А вообще, чем в этой дыре вы все занимаетесь?

— Днем копаем. Вечером сидим, где кто пристроится. Слушаем певичку в кантине или пьяных возле Катины. По средам приезжает кино. Все начинается на «К». Копакабана.