Вот такие «благодетели» ползали по территории Российской империи от завода к заводу, от деревни к деревне. В роли наркотического яда, которым ломехузы опаивают муравьев, выступала доведенная до совершенства пропаганда, подталкивавшая рабочего и крестьянина к самоубийственным действиям и требованиям, к забастовкам на оборонных заводах в разгар войны, к уничтожению развитых агроцентров, которые создавали «бездельники-помещики» и т. д. Мы, живущие в XXI веке, прекрасно знаем, чем для народа закончились лживые проповеди светлого будущего: голодом, Гражданской войной, репрессиями.

«Фабрики — рабочим, земля — крестьянам, мир — народам», — говорили «ломехузы». На практике крестьяне остались без земли, и мечтой миллионов стало получить жалкие шесть соток, рабочие за малейшую провинность оказывались на улице, а то и в лагере с обвинением во вредительстве, а когда другие народы уже давно жили в мире, в России бушевала Гражданская война.

Но это все потом, а до революции Николай II идет ва-банк и быстрыми темпами создает систему школ для широких масс. По данным исследователя отечественной системы образования Сапрыкина, в 1916 году в России было около 140 тысяч школ разных типов при населении порядка 171 миллион человек. Для сравнения, в нынешней Российской Федерации — 65 тысяч общеобразовательных учреждений, а численность населения — 143 миллиона. Школьная перепись 1911 и 1915 годов показала, что в центральных великорусских и малороссийских губерниях достигнуто полное обучение мальчиков. Школы строились быстрыми темпами даже в разгар войны, вплоть до 1917 года (то есть до «прогрессивной революции»), и в начале 1920-х годов планировалось достигнуть обучения всех детей России. Под этим подразумевался четырех-пятилетний курс начальных школ да так, чтобы ученики могли потом продолжить занятия, но уже в гимназиях. Это говорит о том, что последние остатки сословных перегородок должны были уйти в прошлое уже к 1920-м годам. Как указывает доктор исторических наук С. В. Волков в своей книге «Почему РФ еще не Россия», если к 1897 году среди учащихся гимназий и реальных училищ доля потомственных дворян составляла 25,6 %, а среди студентов — 22,8 %, то в дальнейшем она существенно снизилась, и к 1914-1916 годам находилась на уровне 8-10 %.

Да, согласно Волкову, число специалистов с высшим и средним специальным образованием в 1913 году было невелико — примерно 190 тысяч (1 на 837 работающих). Общая численность образованного слоя составляла около 3 миллионов (2,2 % населения). Но именно в это время были подготовлены все предпосылки для интеллектуального и образовательного рывка. Конечно, Первая мировая война притормозила этот процесс. Но настоящий погром образования случился позже, уже после Октябрьской революции. Значительная часть интеллектуального слоя была уничтожена в боях Гражданской войны, погибла от голода и болезней, эмигрировала или люмпенизировалась. Те немногие, что выжили, остались в России и сохранили социальный статус, оказались один на один с государством, идеология которого была в той или иной степени враждебна мировоззрению значительной части дореволюционной интеллигенции. Хотя советская власть, с одной стороны, остро нуждалась в специалистах умственного труда, а с другой стороны, обоснованно опасалась их идеологического влияния, расходившегося с большевистскими идеями

Поэтому «бывшим» позволили занять довольно высокое положение в управленческих и научно-образовательных структурах, однако установили за ними жесткий контроль. Параллельно власть взяла курс на создание новой, «красной» интеллигенции. Масштабная программа ликвидации безграмотности, которую проводили большевики, была лишь ухудшенным подражанием тем планам, которые начали реализовываться еще до революции. Впрочем, широкие народные слои все же получили реальную возможность значительно повысить свой образовательный уровень. А вот качество высшего образования по сравнению с дореволюционными временами в целом заметно снизилось.

Высококлассных вузовских преподавателей катастрофически не хватало, но проблема далеко не исчерпывалась кадровым голодом. «Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения» предоставил право поступления в вузы лицам вообще без образования. Выходцам из образованного слоя «бывших» законодательно закрыли доступ даже в среднюю школу II ступени, за исключением детей особо доверенных специалистов, доказавших свою полную лояльность большевикам.

Только в 1930-х годах ситуация стала меняться в лучшую сторону. Восстановили практику вступительных экзаменов, несколько снизили «классовый контроль» за абитуриентами. Улучшилось и материальное положение лиц умственного труда. Вот так на практике новая власть признала правоту старой. Впрочем, мы забежали вперед, а сейчас пора возвращаться в начало XX века.

Образ дореволюционной элиты тесно связан с офицерством. Бытует представление, что в этом слое абсолютное большинство принадлежало выходцам из дворян. Это — очередное заблуждение, возможно, сформировавшееся под влиянием кино и классической литературы. На самом деле в 1912 году, согласно подсчетам Волкова, дворян среди офицеров было лишь немногим больше половины (53,6 %).

Существенным аспектом состояния общества является имущественное расслоение. Многие думают, что плодами достижений России пользовалась несколько процентов населения, утопавшие в роскоши, в то время как остальной народ прозябал в нищете. Например, в публицистике давно уже гуляет тезис о том, что в конце XIX — начале XX века 40 % крестьянских новобранцев впервые пробовали мясо только в армии. При этом ссылаются на генерала Гурко.

Что тут скажешь? Поразительна живучесть даже самых неправдоподобных утверждений! Судите сами. Согласно уже цитировавшемуся справочнику «Россия 1913 год», на 100 человек сельского населения в 1905 году приходилось крупного рогатого скота — 39 голов, овец и коз — 57, свиней — 11. Всего 107 голов скота на 100 человек. Прежде чем попасть в армию, крестьянский сын жил в семье, а, как мы знаем, крестьянские семьи тех времен были большими, многодетными. Это существенный момент, потому что если в семье было хотя бы пять человек (родители и трое детей), то на нее в среднем приходилось 5,4 головы скотины. И нам после этого говорят, что значительная часть крестьянских сыновей за всю допризывную жизнь ни в своей семье, ни у родственников, ни у друзей, ни на праздниках, нигде и ни разу не пробовали мяса.

Конечно, распределение скота по дворам не было одинаковым, одни люди жили богаче, другие беднее. Но совсем уж странным было бы утверждать, что во многих крестьянских дворах не было ни одной коровы, ни одной свиньи и т. п.

Кстати, профессор Б. Н. Миронов в своей фундаментальной работе «Благосостояние населения и революции в имперской России» показал, во сколько раз доходы 10 % наиболее обеспеченных слоев населения превышали доходы 10 % наименее обеспеченного населения в 1901-1904 годах. Разница оказалась невелика, всего-то в 5,8 раза Миронов указывает еще на один красноречивый факт, который косвенно подтверждает этот тезис. Когда после известных событий произошла экспроприация частных имений, то в 36 губерниях Европейской России, где как раз и было значительное частное землевладение, фонд крестьянской земли увеличился лишь на 23 %. Не так уж и много земли было у пресловутого «класса эксплуататоров».