Никто не смог бы назвать Нормана неизобретательным.

Я сидел в кухне этого лавочника, на одном из двух передних сидений от «морриса майнор», которые Норман превратил в диван. Если совпадения вообще что-нибудь значат, кухня Нормана, которую он использовал также как мастерскую, выглядела именно так, как, по моим представлениям, должна была выглядеть мастерская Леонардо. За исключением, разумеется, конструктора «Механо».

– Он не может быть мертв, – сказал я. – Не может. Просто не может.

Норман крутил ручки на телевизоре.

– Давай быстрее, черт возьми, – сказал я ему.

– Сейчас, сейчас, настраиваю, – лавочник-конструктор ударил кулаком по крышке телевизора. – Я тут внес кое-какие изменения, – объяснил он. – Мне всегда казалось, что телевизор тратит слишком много электричества. Всякие там лучи в трубке, свет, электроны, которые из него вылетают, и так далее. И тогда я изобрел вот это. – Он поправил сложную конструкцию, которая висела перед телевизором. Она была собрана из частей неизменного «Механо». – Это как солнечный элемент, только КПД выше. Она собирает лучи, исходящие из экрана, преобразует их в электрическую энергию и снова питает ей телевизор. Круто?

Я кивнул.

– Очень круто.

– Однако обрати внимание: есть одно существенное препятствие, которое я до сих пор не смог преодолеть.

– Ну скажи.

– Как заставить телевизор завестись для того, чтобы он начал работать.

– Воткни вилку в розетку, идиот.

– Блестящая мысль, – покачал головой Норман. – Подумать только, все про тебя говорят, что ты…

– Да включай уже!

Норман включил телевизор.

На экране снова появилось лицо Т.С. Давстона. На этот раз оно было еще моложе и обрамлено бородкой и длинными прямыми волосами. Это был Т.С. Давстон образца примерно шестьдесят седьмого года.

За кадром звучал голос комментатора. Вот что он говорил.

– Эта трагедия произошла сегодня вскоре после полудня на территории замка Давстон. Гости лэрда Брэмфилда, среди которых были султан Брунея, президент США и господин Садам Хусейн, развлекались его любимым видом спорта: взрывали овец. Как рассказывают присутствовавшие главы государств, Т.С. Давстон едва успел натянуть рогатку, готовясь к выстрелу, когда резинка порвалась, и динамит взорвался у него в руке.

– Жуткое дело, – сказал Норман. – Именно так он хотел бы уйти из жизни.

Я покачал головой.

– Но какой тактичный человек, – сказал Норман. – Какой тактичный!

– Тактичный?

– Ну, сам подумай. Он погиб в полдень в среду. В среду я закрываюсь сразу после обеда. Если бы он погиб в любой другой день, мне бы пришлось закрыть лавку в знак траура. Я бы потерял половину дневного дохода.

Норман сел рядом со мной, и вытащил пробку из бутылки капустного самогона. И протянул бутылку мне.

Я сделал большой глоток прямо из горлышка.

– Он не может быть мертв, – снова сказал я. – Не будет такого.

– Чего? – Норман уставился на меня.

– Я видел будущее. Я тебе говорил об этом. В шестьдесят седьмом году, когда я накурился этих брэнтстокских сигарет. Я уверен, что умрет он не так.

Норман еще раз уставился на меня.

– Возможно, ты ошибаешься. Я не думаю, что будущее невозможно изменить. И если он взорвался, прямо на глазах у всех этих президентов и так далее…

– Да, наверно. Боже мой! – Я вцепился себе в горло. – Я горю! Господи Иисусе!

Норман отнял у меня бутылку. – Так тебе и надо: не будешь глотать по полбутылки, – ухмыльнулся он. Я может, и не могу предсказывать будущее – пока что – но это я предвидел.

– Это точно обман, – сказал я, когда мне удалось отдышаться. – Наверняка. Он подстроил собственную смерть. Как Говард Хьюз.

– Не ругайся.

– Не что?

– Говард Хьюз. Это брентфордский рифмованный сленг четвертого поколения. Это значит…

– Не волнует. Могу поспорить: именно это он и сделал.

Норман отхлебнул чуть-чуть самогона. – А зачем? – спросил он. – С чего бы это ему так делать?

– Не знаю. Наверно, чтобы скрыться от преследования.

– Ага, точно. Человек, который обожает быть в центре внимания. Человек, который оттягивается в обществе богачей и знаменитостей. Человек, который собирался устроить главное событие двадцатого века. Человек…

– Ладно, – сказал я, – свою точку зрения ты объяснил. Но я все равно не могу этому поверить.

– Он Леонардо, – сказал Норман.

И он действительно был Леонардо.

Я жаждал увидеть тело. Не из болезненного любопытства – я просто должен был знать: мог ли он действительно быть мертв. Это казалось невозможным. Не тот самыйДавстон. Не мертв. Чем больше я думал об этом, тем больше я укреплялся в мысли, что это не могло быть правдой. Он наверняка это подстроил. А если да – какой способ лучше, чем разорвать себя на мелкие кусочки на глазах у кучи народа? На такие мелкие, что опознать невозможно?