Иден не смогла скрыть иронической усмешки. Неужели этот вороватый, распутный деспот надеется, что она не задумываясь приведет своих друзей, а затем станет его наложницей?

Он продолжал:

— Нет ли при вас какой-нибудь безделицы, которую она смогла бы опознать? Что-нибудь уцелевшее после шторма?

Ее улыбка стала жесткой:

— У меня было кое-что... маленький золотой крестик, однако его забрал не шторм... а капитан вашей гвардии.

Вежливая маска немедленно выразила озабоченность, розовый язык огорченно щелкнул за выпуклыми зубами.

— Мне очень жаль это слышать. Я прикажу немедленно вернуть его вам.

— Нет нужды посылать такой знак, — мягко проговорила она, — я умею писать, и принцесса узнает мою руку.

Исаак был поражен.

— Неужели? Необычное достоинство для жителя Англии, а для женщины — просто неслыханное. Поздравляю вас. Сейчас принесут все необходимое для письма, — сказал он, не отрывая взгляда от ее груди и думая не о белых бумажных листах, а, скорее, о белых простынях.

Иден скромно ждала. Она ощущала на себе, как тогда в бане, направленные со всех сторон любопытные взгляды. Маленький музыкант сфальшивил, и император, повернувшись, дал ему затрещину. Мальчик расплакался и был отослан прочь. Вслед за этим вновь появился вчерашний писец, так же нагруженный переносной доской для письма, которую он поставил перед ней вместе с пергаментной бумагой, чернилами и песком.

Иден отдавала себе отчет, перед какой неприятной дилеммой она оказалась. Если письмо будет послано, возможно ли, что под его влиянием хитрая Джоанна забудет об осторожности и сойдет на берег? А если она откажется писать, какова будет ее участь в руках разъяренного Исаака? Если бы найти какой-то способ предупредить находившихся на галере, чтобы они не доверяли императору! Она осмелилась потянуть время, подбирая юбки, аккуратно снимая расшитую золотом накидку, как бы оберегая их от нечаянных чернильных пятен, и тщательно приглаживая волосы.

— Что я должна написать, ваше императорское высочество? — смиренно спросила она, впервые придав своему взгляду некоторое подобострастие.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, главное — убедить их высадиться на берег. Если позволите, я хотел бы, однако, взглянуть на письмо, когда вы закончите. Я, — добавил он деликатно, — очень увлечен изучением языка франков и стараюсь не упускать любую подходящую возможность.

Его дипломатия вызвала у Иден улыбку. Улыбка стала шире, когда она медленно приступила к составлению послания. Иден придумала способ, не сложный, но который почти наверняка возбудит опасения у Джоанны и особенно у Беренгарии. Она склонилась над доской, не заботясь о том, что ее грудь в вырезе рубашки представляет соблазнительную картину для Исаака.

Работа пристального внимания; уже несколько недель она не держала пера в руках, но все же была уверена в своей каллиграфии. В свое время Стефан и отец Бенедикт хорошо ее обучили.

"Моей возлюбленной сеньоре, принцессе Беренгарии Наваррской, —писала она. — Я глубоко опечалена тем, милостивая госпожа, что я и многие другие пребывают в достатке и благополучии как гости его милости императора Кипра, а вы и достойная леди, сестра моего государя, королева Сицилийская, должны терпеть лишения, оставаясь на борту корабля. Поэтому осмелюсь просить вас отбросить ваши сомнения и присоединиться к нам для нашего успокоения. Ибо здесь вас ожидает поистине королевское гостеприимство, в чем я могу поклясться всеми святыми и прахом моего возлюбленного отца, сэра Хьюго де Малфорса, барона имения Стакеси, что в Кенте".

Добавлять в конце письма титулы и родословную было в порядке вещей, а у императора после ознакомления со списком пленников не было поводов сомневаться, что она в действительности дочь барона Стакеси, так как она заявила о наследовании этого титула. Теперь она благодарила небо за этот неожиданный порыв озорства. Без сомнения, у высокородных леди будет серьезная причина для раздумий. Она присыпала письмо песком и с улыбкой вручила его Исааку.

Он взял его и быстро прочитал.

— У вас прекрасный почерк, леди, и изложено все превосходно. Примите мою благодарность. А теперь вас проводят в комнату, которую вы будете занимать как моя гостья. Еду вам принесут прямо туда.

— Есть еще одно дело, ваше императорское высочество, — заколебалась Иден.

Исаак просиял:

— У вас есть желание? Говорите.

— Это касается пресной воды для галеры королевы Сицилии. Мне представляется, что вы обретете полное доверие к себе, если будете столь великодушны, и доставите туда воду.

Лицо императора вновь стало непроницаемым, глаза подернулись пленкой.

— Не сомневаюсь, что вы совершенно правы, миледи Хоукхест, — сухо проговорил он.

— Ну, тогда вы...

Улыбка вернулась, хотя менее лучезарная, чем раньше.

— Я уверен, что вам понравится ваша комната. Вопрос решен. Я надеюсь, к общему удовольствию. Ксанф в вашем распоряжении, когда появится малейшая необходимость услужить вам.

Ее недвусмысленно отсылали. Ничего не оставалось, как последовать за вечно улыбавшейся Ксанф. Ясно было, что Исаак не даст Джоанне воды — он намеревался выманить пассажиров галеры на берег, где они станут пленниками.

Комната, предназначенная для Иден, находилась в верхней части одной из крепостных башен. Ксанф провела ее внутрь и вышла, заперев за собой дверь. Иден подавила в себе бесполезный гнев, вызванный тихим скрежетом поворачивавшегося ключа, и огляделась. Просторная комната оказалась, как и пообещал Исаак, очень уютной — декоративная в пурпурно-золотистых тонах и устланная мягкими коврами. Главным предметом обстановки была громадная, богато украшенная кровать, стойки которой были покрыты резьбой, изображавшей занятых эротическими играми римских богов. Тяжелые шелковые занавеси были из тирского пурпура, толстый матрас набит мягкой шерстью, на нем лежали подушки и покрывала, расшитые драгоценным бисером. Кровать явно предназначалась для двоих, и у Иден не было сомнений, с кем ее придется разделить. Весь остаток дня она со страхом ожидала его появления. Он не приходил. К концу дня она немного расслабилась. Облокотившись на подоконник, она неотрывно смотрела сквозь шпалеры, закрывавшие оконный проем, к счастью, обращенный к морю. Она могла видеть даже королевскую галеру, стоявшую у мыса. Иден сказала себе, что каким бы страшным ни казалось ей ее будущее, до тех пор, пока она сможет видеть этот стойкий маленький кораблик, она будет сохранять надежду и присутствие духа.