Мы сидим в молчании, пока официант разливает вино. От рассуждений о мечтах и счастье, а также при мысли о том, что меня не увольняют, я внезапно чувствую зверский голод.

Энид смотрит, как я ем.

— Что скажете о мидиях? — спрашивает она, потянувшись вилкой к моей тарелке.

— Вполне, — отвечаю я, подвигая к ней тарелку. — Знаете, мидии практически невозможно испортить, они в любом виде хороши. Бросьте их на сковородку, добавьте немного чеснока, оливкового масла, вина — и готово. И все же бистро будут жить и умирать благодаря фритюрам, так я считаю.

— Правда? — говорит Энид и смотрит на мою тарелку.

Я протягиваю ей кусочек.

— Так я и думала, — говорит Энид, попробовав. — Мягкие и мокрые. Так что скажете?

— Чтобы фритюр получился хорошо, кусочки овощей нужно обжарить дважды и…

— Нет! — перебивает меня Энид. — Что скажете о моем предложении?

С тем же успехом Энид могла бы говорить по-японски. Я понятия не имею, о чем идет речь. Энид аккуратно кладет на тарелку нож и вилку и наклоняется ко мне.

— Как вы смотрите на то, чтобы открыть свой ресторан? Вместе со мной. Вы будете готовить, разрабатывать меню и все такое. Я буду вести бизнес и, возможно, пару часов в неделю проводить на кухне, если вы меня туда пустите. Что скажете, Мира?

— Ресторан?

Предложение Энид застало меня врасплох.

— Вот именно.

— Энид, я не могу. Я как раз об этом и хотела сказать, я собираюсь вернуться в Нью-Йорк. Я возвращаюсь в «Граппу».

Энид откидывается на стуле и приглаживает волосы.

— О, — говорит она, промакивая губы салфеткой. — Не знала, что вы собрались уезжать. Если вас что-то не устраивало, нужно было сказать, — сухо произносит она.

— Что вы, меня все устраивало. Просто вдруг подвернулась редкая возможность, я и сама не ожидала.

Энид осушает свой бокал и наливает нам вина.

— Я слишком долго ждала, — говорит она, задумчиво глядя на меня, — вот и опоздала. Знала же, что через пару месяцев вам надоест писать всю эту дребедень.

Она бросает салфетку на стол.

— Да нет, мне нравилось писать статьи. Благодаря вам я смогла попробовать свои силы в чем-то новом. — Я кладу руку на руку Энид. — Спасибо вам.

Энид выпрямляется на стуле и высвобождает руку.

— Расскажите, что произошло. Вас снова позвали в «Граппу»? Как вам это удалось?

Я подробно рассказываю ей обо всем, я даже предлагаю ей вступить в синдикат, если уж она решила открыть свой ресторан.

— О нет, — говорит Энид, делая глоток вина. — Это не для меня. Уж лучше я буду чаще готовить для гостей.

— Я понимаю, Энид, это звучит напыщенно, но если у вас свой ресторан, то вы им дышите, вы им живете. У вас не остается сил ни на что другое. Вы даже представить себе не можете, что это такое, а я знаю. Это головная боль, усталость, разочарование, не говоря уже о прорве времени.

— В таком случае зачем вам это нужно?

— Потому что я всегда об этом мечтала. Я не могу без этого жить.

— А почему вы считаете, что я об этом не мечтала? — спрашивает Энид.

— Я так не считаю, — помолчав, отвечаю я. Как мне объяснить Энид, что ресторан — это не для нее? — Если вы и в самом деле об этом мечтали, тогда вперед. Хотя вам будет очень трудно. — Увидев расстроенное лицо Энид, я решаю сменить тему. — Я уеду только через две недели. Если позволите, мне бы хотелось написать прощальную статью. Я напишу о…

— Разумеется. Пишите, — небрежно машет рукой Энид. — Но, Мира, вы уверены? Уверены, что не передумаете и уговаривать вас бесполезно?

Я качаю головой:

— Я уже подготовила и подписала все документы. Последний срок заключения сделки — послезавтра.

Энид подзывает официанта. К салату она даже не притронулась.

— Скажите на кухне, что я отказываюсь от телячьей отбивной и прошу принести мне большой кусок шоколадного торта. И две вилки. У меня сегодня день рождения, помните? — спрашивает она меня.

Я поднимаю бокал с вином.

— С днем рождения, Энид.

— Мои поздравления, Мира, — говорит она, и мы чокаемся. — За осуществленные мечты, — добавляет она, задумчиво глядя на меня.