— Ладно. А я принесу ланч, — говорю я.

— Не беспокойся. У меня есть сэндвичи с грудинкой, — говорит Рут.

— Нет, я угощаю.

— Тогда курицу, — говорит Рут.

— Идет, — отвечаю я.

На следующее утро я выхожу из дома Рут в ее туфлях на высоких каблуках, которые мне велики.

— Вот, возьми еще это! — говорит Рут и кидает мне тюбик губной помады ярко-розового цвета. — Подкрась губы. Выглядишь потрясающе, — добавляет она, держа на руках Хлою.

В ответ я ослепительно улыбаюсь, поднимаю вверх большой палец и ухожу по вымощенной камнем подъездной дорожке. У меня дрожат ноги, и вовсе не из-за туфель. Как давно и как отчаянно ждала я этого момента, а сейчас не узнаю саму себя: внутри все переворачивается, состояние такое, словно я умираю с голоду. А может быть, это запоздалая реакция на мою необдуманную покупку? Сунув помаду в сумку, я открываю новый пузырек желудочных таблеток и, направляясь к автобусной остановке, кладу в рот две штуки.

Энид Максвелл — маленькая, аккуратная женщина со стильной и дорогой стрижкой и волосами цвета начищенного никеля. Когда секретарша, тихонько постучав, распахивает передо мной дверь крошечного кабинета, Энид встает и протягивает мне прохладную ухоженную руку, затем предлагает сесть. Прежде чем сесть самой, она водружает на нос очки и выглядывает в коридор, окидывая взором свои владения. Убедившись, что за стенами кабинета кипит бурная жизнь, она с довольным видом садится, кладет руки на стол и говорит:

— Ну что же, Мира.

У меня на коленях лежит тонкая кожаная папка, которую я взяла у отца, в ней мое резюме и копии ресторанных обзоров. Достав одну копию, я протягиваю ее Энид, но та лишь качает головой.

— У меня есть ваши статьи, не беспокойтесь, — говорит она.

Из тонкой папки, лежащей на ее столе, Энид вынимает копию моего резюме, статью из журнала «Gourmet» и еще какие-то бумаги, которые я ей не присылала.

— Ну что же, Мира, — вновь говорит Энид, поправляя очки. — Вы талантливый повар. «Gourmet», «Bon App'etit», «Saveur», «Food & Wine», — перечисляет она, листая страницы папки. Энид явно наводила обо мне справки. — В каждом упоминается «Граппа», и отзывы самые лестные. — Она слегка наклоняется ко мне и шепчет с заговорщицким видом: — Между прочим, по своим каналам я узнала, что после вашего ухода дела в «Граппе» пошли плохо. В «Таймс» работает один мой приятель, я ему звонила, когда собирала ваше досье, он мне об этом и рассказал. В следующем месяце вы будете вести раздел кулинарии.

С этими словами Энид откидывается на спинку стула и молча наблюдает за моей реакцией.

С тех пор как я позвонила Ренате и узнала о том, что Джейк работает в «Иль винайо», я ничего не хотела слышать о «Граппе». И все же внутри что-то дрогнуло, когда я узнала, что без меня дела в ресторане идут плохо. Я понимаю, с моей стороны это чистый эгоизм, но ничего не могу с собой поделать. Теперь всем ясно, что в «Граппе» я играла далеко не последнюю роль. Мне не хочется об этом думать, но это так. Я умираю от желания выведать у Энид все подробности, но сейчас не время. Судорожно сглотнув, я отвечаю Энид равнодушным и спокойным взглядом.

Она вновь открывает папку и достает оттуда фотокопию газетной статьи.

— Однако вас заметили еще до того, как вы начали работать в «Граппе». Вот, — говорит Энид, глядя на меня поверх очков, — смотрите, может быть, вспомните. «Нью-Йорк мэгэзин», февраль, тысяча девятьсот девяносто шестой год: «Под руководством талантливого шеф-повара Фрэнсиса Барбери и его замечательной помощницы Мирабеллы Ринальди «Иль пьятто» вновь открылось и заняло достойное место».

«Иль пьятто» — это место моей последней работы по найму. Там я проработала пять лет перед тем, как открыть «Граппу». Тогда я впервые увидела свое имя на странице газеты. Внезапно на меня наваливаются воспоминания — как трогательно, что Энид взяла на себя труд откопать этот маленький и совсем незначительный отзыв. Поразительно, до чего тщательно она изучила мою карьеру. Я более чем удивлена.

— Окончив Кулинарный институт, вы, можно сказать, сделали неплохую карьеру. Учились сначала в Абруццо, затем в Болонье, где, несомненно, совершенствовались в la cucina Italiana. Таким образом, за довольно короткое время вы значительно преуспели в своей профессии, — говорит Энид, продолжая листать бумаги.

Я жду, что она достанет еще какие-нибудь отзывы, но она складывает бумаги и убирает их в папку.

— А теперь послушайте, что я скажу. Рут Рейчел, Барбара Фэрчайлд, Фрэнк Бруни и даже я, — тут она встряхивает головой, как будто отказываясь от собственных лавров, — все мы более или менее умеем готовить. Каждый из нас способен приготовить отличный обед, но у нас нет главного — вашего дара. Как, впрочем, и у вас нет того дара, которым обладаем мы. В связи с этим возникает вопрос, — говорит Энид, откидываясь на спинку стула и задумчиво покусывая кончик дужки очков, — зачем такому человеку, как вы, становиться ресторанным критиком?

— Я никогда не достигла бы того, чего достигла в ресторанном бизнесе, если бы у меня не было отлично развитого вкуса. Я знаю…

Энид поднимает руку. Оказывается, она вовсе меня не спрашивала.

— Я все понимаю. Вы это уже говорили. И все же это нельзя назвать истинной причиной. Вы хотите стать критиком, потому что так вам удобнее. Вам известно, сколько людей обращается ко мне с подобными просьбами? Одни из них писатели, которым импонирует перспектива обедать вне дома и получать за это деньги, но при этом они не в состоянии отличить корневого сельдерея от морковки. Другие — просто любители вкусно покушать, без малейшего намека на писательские способности. Те считают, что умения разбираться в еде им вполне достаточно. Я уже нанимала таких и очень об этом пожалела. Я слишком стара, чтобы без конца переделывать чужие статьи.