Шрифт:
У Сулина слипались глаза, но он крепился, пытаясь понять, куда клонит Валиков.
— Кроме того, существуют потребности в духовной пище, без которой, согласитесь, современному человеку никак нельзя. Я имею в виду посещение кинотеатров, покупку книг, журналов, газет, что в переводе на язык финансов составляет не менее десяти рублей. Анализ будет неполным, если не учесть тот реальный факт, что я мужчина и в физиологическом смысле нуждаюсь в женском обществе, что, в свою очередь, приводит к регулярным расходам. Подводя резюме вышеизложенному и правильно сложив все цифры, мы получим грустный парадокс: мне нечем платить алименты на сына. Было бы величайшей ошибкой считать, что я не испытываю угрызения совести. Действительно, ребенок произведен при моем участии, и все же я взываю к вашему благородству, тем более, что…
Валиков все бубнил и бубнил. Дмитрий слушал его некоторое время, затем уснул.
В шесть утра он проснулся. Болела голова. Откуда-то доносился равномерный скрежет метлы об асфальт. Дмитрий огляделся и все вспомнил.
На тахте похрапывала Люба. На полу, свернувшись калачиком, тихо спал ее бывший муж. На лице у Валикова было такое выражение, будто он на секунду закрыл глаза, чтобы передохнуть и продолжить речь.
«Куда я, попал? — Дмитрий поморщился. — Мерзко все. Ненужно…»
Он встал с раскладушки, оделся, на цыпочках выскользнул в коридор и неслышно покинул квартиру.
Через час Сулин уже спал в своем родном доме, на своей родной кровати, под большой фотографией Алисы.
ВИКТОРИЯ
Электричка бежала прочь от города. Сулин сидел у окна, полный спокойствия, которое он испытывал обычно, затерявшись в толпе.
Несколько дней, оставшихся от отпуска, Дмитрий хотел провести в городе, но Алиса настояла, чтобы он поехал в деревню, к своему дяде. Настаивала она потому, что незадолго до этого, моя посуду, Дмитрий вдруг сказал: «Только что в раковине исчезла Луна». Высказывание встревожило Алису, и она решила, что мужу необходим деревенский воздух.
В вагоне было полно пожилых женщин в плюшевых жактах, девушек в плащах-болоньях и матерей с конопатыми ребятишками. Мужчин было совсем мало: Сулин, хромой старик, задумчиво жующий колбасные дольки, и трое молчаливых железнодорожников, играющих в «подкидного» на чемоданчике. Впрочем, железнодорожники вышли на ближайшей станции, и Дмитрий подумал, что вагон похож на курятник, где ему отведена роль петуха.
Прямо напротив Сулина, зажав между ног туго набитую сумку, дремала тетка. Над ее головой, на крючке, болталась авоська с сушками. Время от времени правый глаз тетки приоткрывался, проверяя, на месте ли сушки, и медленно затягивался пленкой, как у засыпающего цыпленка. Рядом с ней сидела старушка с личиком, похожим на шарик, из которого выпустили воздух. Ее бесцветные глазки, полные прозрачной влаги, смотрели на Сулина с детским любопытством. Ему это не нравилось, и он в упор, не мигая, разглядывал старушку, отчего та начинала ерзать.
За окном, до самого горизонта, медленно расставались с одеждами притихшие леса. Осень давала последний бал, не жалея красок и грустного тепла.
Позади Сулина негромко беседовали. Он прислушался.
— Как ты там со своим живешь?
— Да не жалуюсь, тетя Катя, хорошо живем.
— Не бьет хоть?
— Ой, что вы, тетя Катя! Он меня любит.
— Гляди, Лида. Главное, чтоб не бил. Бить начнет — пропащее дело, разводитесь и не думай.
— Да он у меня тихий, муху не обидит…
— Мой, Лида, тоже начинал тихим, а потом разбуянился. Пока не помер, царство ему небесное, всю меня исколотил. А ты молодая, у тебя все впереди. Как руку поднимет, бери дите и уходи!
— Вы моего Колю не знаете, тетя Катя, он не сможет руку поднять…
— И живите на здоровье. А бить себя не давай…
По вагону, оглядываясь, пробежала стайка мальчуганов, а через минуту вошли два контролера, удивительно похожие друг на друга. Их появление внесло оживление в ряды скучающих пассажиров. Все задвигались, зашуршали, приготавливая билеты для проверки. Контролеры шли навстречу друг другу, бесстрастно щелкая компостерами. Публика следила за ними с любопытством, некоторые привставали, желая получше разглядеть, как накроют зайца. Но зайцев не оказалось, и вагон опять погрузился в дремоту.
Сулину оставался час езды, и он, прислонив голову к стенке, закрыл глаза.
Проснулся Дмитрий от громких голосов. Электричка только что миновала станцию Кимряк, и в вагоне появились новые пассажиры: коренастый парень в болоньевой куртке и пожилой мужичок в телогрейке. Мужичок был толстогуб и небрит, он размахивал руками и что-то яростно требовал от парня.
Они уселись недалеко от Сулина, по другую сторону прохода, и продолжали спорить, громко ругаясь. От них по всем направлениям поплыли спиртные облака, и Дмитрий, уловив резкий запах алкоголя, вдруг почувствовал тревогу. Всякий раз, когда вблизи появлялись пьяные, Сулин испытывал напряжение, точно в голове вспыхивал сигнал опасности.
Мужичок хватал парня за плечо и зло кричал:
— Лучше миром отдай восемнадцать рублей! Слышь, Пашка, отдай, а то заявлю!
Пашка презрительно отодвигал его, плевал на пол и лениво отвечал: «Заткнись, козел!»
«Какая мерзость, — с горечью думал Сулин, — вокруг дети, женщины, и вот — такое хамство…»
Ему захотелось перейти в другой вагон, но это было похоже на бегство, и Дмитрий остался. Он украдкой посматривал на ругающихся и замечал, что страсти накаляются. Притихшие пассажиры тоже следили за ними в ожидании развязки.