– Игнат! Это я, Герт! Не спрашивай ни о чём, через час визунируй на берег реки. Там, где обрыв. Ну, ты знаешь…

– Привет, Герт! Конечно! Только…

– Не волнуйся, визун не прослушивается. Визунируй смело. Только не размысливайся.

Не был бы я дилапером, сильно бы удивился. Значит, его не обессвойствили, нашего визуниста, чёрного пиарщика! Предупредив Виталика, я, не разрывая мыслесвязь, свизунировал на то место у реки, где мы первый вечер связывались с суфлёром.

Герт был в таком виде, что я его еле узнал. С подурневшим огрубевшим лицом, в нелепом оранжевом балахоне. За эти два дня он сильно раздался в плечах. Визунист был не один, рядом с ним стоял плотный парень на удивление схожей с ним наружности. Здоровяк держал в руках какой-то чемодан. Не давая опомниться, Герт рассказал про свои приключения в Отстойнике: что он там видел, что пришлось пережить и как удалось выбраться. Наверное, неудобно общаться, не видя собеседника: визунист постоянно вертелся из стороны в сторону и всматривался в пустоту, пытаясь разглядеть меня.

Его рассказ меня не поразил. Он только подтвердил догадки насчёт общественного устройства Миогена, которое мы, три осла из «Межмирторга», не смогли раскусить. Я испытал невольное уважение к Герту, который, выбравшись из омерзительного места, был настроен продолжать драку:

– Ох, и отомщу я всем, Игнат! У меня куча друзей на визидении. Надёжных ребят, которые хотят говорить правду. Мы такую бучу поднимем! Это будет поинтереснее твоих дурацких конкурсов.

– Что ты собрался делать? – спросил я, хотя уже давно разгадал намерения визуниста. Жажда правды у местной интеллигенции здорово порадовала.

– Я расскажу зажравшимся обывателям о нищесвоях. А Фил, - Герт указал на стоящего в сторонке здоровенного парня, - подтвердит мои слова.

– А не боишься снова в Отстойник загреметь?

– Не боюсь. Я ведь сущник поменял. Так что теперь меня ни одна контрразведка не опознает.

Я поглядел на решительного Герта (раньше он таким не был), перевёл взгляд на парня с чемоданом, и тут меня озарила догадка. Осенило меня так сильно, что моё тело в номере подпрыгнуло и затанцевало на месте. У моего тела пересохло в горле, поэтому я хрипло выкрикнул только одно слово:

– Толерантность!!

– Что, прости? – насторожился Герт.

– Герт, дружище, толерантность! Толерантность перевернёт весь твой мир с ног на голову!

Оба беглеца уставились на меня: визунист – недоумевающе, Фил – с надеждой. Они ждали немедленных моих комментариев, а я молчал, потому что перед глазами у меня проносились картины ближайшего будущего Миогена. Герт рассказывает на визидении об ужасах Отстойника, Фил подтверждает его слова. Общество шокировано от такого, ведь раньше никто об этом не задумывался. Люди рвутся к визуну, чтобы своими глазами увидеть кошмарную жизнь внутри Купола. Но антивизун не пускает. Тогда разъярённая толпа обывателей крушит антивизун, и толпы зрителей наблюдают Отстойник во всей красе. Наступает ломка сознания, возникает комплект вины перед нищесвоями, ведь доброты у обитателей «Закуполья» выше крыши.

Нищесвоев освобождают и уравнивают в правах с гражданами. Из-за чувства вины нищесвоев начинают конфигурить на разные высокие руководящие посты. Глупые, слабохарактерные и жестокие обитатели Отстойника становятся привилегированным классом. А дураки в руководстве – это просто песня для дилапера, стартовая площадка для ушлых моих землян. Дуракам мы запудрим мозги, жадин подкупим, трусов запугаем, а на слабохарактерных нажмём.

Обидно было то, что я, хоть и узнал о нищесвоях и Отстойнике, сразу не догадался о толерантности. Идея терпимости способна уничтожить любое развитое общество, в котором есть классы, один из которых высший, другой – низший. Я был уверен, что интеллигенция горячо поддержит эту идею, потому что подобное было проверено не на одном десятке смежных миров. Потребности интеллигентов в свободе и правде покрываются полностью. Правда – это ужасы Отстойника, свобода – это освобождение и уравнивание в правах нищесвоев.

Беглецам я пояснил идею толерантности, умолчав, естественно, о конечной цели внедрения её в общественное сознание. Я также не стал заострять внимания на том, что дураки должны занять самые важные посты в Миогене. Поэтому Герт принял идею на ура.

– Здорово, Игнат! Это будет справедливо.

– И для безопасности общества хорошо, - добавил я. – Рано или поздно нищесвои бы взбунтовались, вырвались из-под Купола и разнесли весь город к чёртовой матери.

Я плохо представлял, как слабовольные дураки смогут победить умных и смелых горожан, к тому вооружённых такими знаниями, которые нам, землянам, и не снились. Но это уже не важно, главное – идея.

Герт неожиданно помрачнел и задумался:

– Странно получается, Игнат. Безмозглый дебил Мих будет управлять матэргетикой, потаскушка Найза ведать культурой, хитровывернутый отец Гведоний – наукой, лизоблюд Харпат разрабатывать новую онтронику… Что-то плохо всё получается, забредыш!

Видимо, ума визунист украл прилично, раз додумался до того, что я хотел скрыть.

– Почему плохо? – возразил я. – Общество будет свободным. А в свободном обществе – свободная конкуренция. Вот ты и будешь конкурировать с Михом и Харпатом за тёплые места. Я не думаю, что при твоём интеллекте ты проиграешь.

Разумеется, я кривил душой. Всё будет по-другому. Интеллигенция вроде Герта и графомана Анта конечно же останется за бортом. Таков удел интеллигенции в любом обществе. Но об этом визунисту лучше не говорить.

Молчавший до сих пор Фил наконец подал голос:

– А почему нельзя поделить свойства поровну? – спросил он. – Почему нельзя просто открыть второсклады и раздать свойства нуждающимся? Раздать тем, у кого они были отобраны.

– Потому что это будет уже не толерантность, а равенство, - пояснил я непонятливому нищесвою.