Теперь всё стало на свои места. «Болотный» каталог пополняет господин Болотников, сидя за компьютером и…

– А как ты вычисляешь, во что может превратиться вещь? – поинтересовался я.

– Есть общие закономерности. Скорее всего, Изобра – это творческая субстанция, материализованное творчество в чистом виде. Если в неё поместить вещь, то она её совершенствует по своим законам творчества. Я смог вычислить закономерности из серии опытов. А потом вывел что-то вроде общей формулы: подставляешь в неё в качестве значения переменной любую вещь и время её «купания» в Изобре, и можно вычислить, во что она превратится.

– Для чего подзаряжают обонточку? – спросил я, вспомнив, что Махамет дал мне некоторые вещи для подзарядки.

Павел на некоторое время задумался:

– Чтобы она могла функционировать, - выдал наконец он. – Только её заряжают не энергией.

– А чем?

– Как бы объяснить… У нас в мире материя существует в движении. Мы считаем, что это единственная форма существования материи. Энергия – количественная мера движения. В Миогене открыли несколько сотен других форм существования. У них свои количественные меры – аналоги энергии. Вот ими и подзаряжают.

– То есть у «Смежности» есть зарядные станции или что-то вроде того? – несмотря на недостаток образования догадался я.

– Вроде того, - улыбнулся Павлик.

Вот и ещё одно злостное нарушение законов природы. В том, что Гриша или Петрович развяжут Смирнову язык, и он покажет местонахождение этих станций, я не сомневался. Меня беспокоило другое – то, что нарушались законы не только природы, но и бытия. Онтологические законы, которые ещё не прописаны в Естественном кодексе. При хорошем адвокате у Смирнова и иже с ним есть шанс выпутаться. Если так и дальше пойдёт, из-за прытких дилаперов нашим государственным деятелям придётся вводить новые статьи в Естественный кодекс, онтологические.

– Кстати, ты нашёл свою истину? – ехидно спросил я философа.

– Найдёшь тут с вами! – проворчал тот.

– Чем же мы тебе помешали?

– Своей ограниченностью! – начал заводиться Павел. – Защитники законов природы! Тайны мироздания свести в Кодекс, это же тупость! Правильно говорят, что мир рухнет, когда обществом буду править не творцы, учёные или поэты, а юристы. Вот мы и дожили до таких времён: мирозданием занялись следователи и сыскари!

– А что тут плохого? – возмутился я. Не люблю учёных споров, но за живое меня задело. – Ты хочешь, чтобы всякая дилаперская сволочь курочила законы природы? Чтобы любой человек мог летать, становиться невидимкой, проходить сквозь стены?

– Хочу! – сощурился Болотников.
– Из любого правила всегда есть исключение. Для любого закона всегда найдётся явление, которое нарушает этот закон. И возникает новая теория, новый закон, который учитывает и предыдущий, и исключение из него. Это диалектика, единство противоположностей!

– По твоей диалектике убийца – тоже исследователь? Есть статья Уголовного кодекса об убийстве, а он – исключение. Думаешь, появится новый закон, одновременно карающий за убийство и разрешающий его? Хотел бы я прочесть такой закон в первой редакции!

– Законы природы зря передоверили юристам, - стоял на своём Павел. – Природные законы тем и отличаются от общественных законов, что они существуют объективно, независимо от нас.

– Ну почему же, - ядовито улыбнулся я. – Онтроника управляет этими законами. Если взять её на вооружение нашим деятелям, то скоро законы природы будет Государственная Дума принимать!

– Какой кошмар! – схватился за голову Павел, видимо, представив, как принимается закон Кулона в первом чтении.

– Вот поэтому мы и охраняем законы природы, - улыбнулся я, – чтобы жизнь была стабильной. Ведь любые законы нужны, чтобы регулировать процессы, будь то природные или общественные. А без законов будет хаос и анархия.

– Вы – неучи, которые, вместо того, чтобы постигать новое, решили законсервировать уже имеющееся! Мракобесы! Миоген мог бы дать нам столько нового!

Павел даже вскочил со своего кресла. Я не стал его удерживать.

– Ты пойми, – перешёл на «ты» философ, но я не стал его осекать, - у них уникальная цивилизация. Чтобы достичь благополучия, они не изготовляют железки, не выращивают жратву. Они управляют фундаментальными философскими категориями: причиной и следствием, количеством и качеством, сущностью и явлениями, содержанием и формой. Зачем расширять город, если можно изменить свойства пространства и в одной квартире поселить тысячу человек, и они не будут друг друга даже замечать? Зачем делать автомобиль, если его можно материализовать? И, вообще, зачем он нужен, если можно просто переместиться туда, куда надо?

Я понял, что философу нужно выговориться, и не стал прерывать его.

– Онтроника могла бы дать столько всего нашему миру! Мы бы забыли о страхе смерти: ведь мёртвых можно оживлять. Мы бы забыли о болячках – есть ремницы, лечащие от всего. Голода бы не было – ведь пищу можно выдумывать. Мы бы могли не мучиться выбором – есть множило, которое позволяет сделать множественный выбор. Мы бы могли исправлять ошибки прошлого, изменяя прошлое с помощью следственно-причинной связи.

Философ так раздухарился, что даже прикурить не смог с первого раза.