Лейда металась по дворцу, но Альверина нигде не было. То ли он вышел в сад, то ли и вовсе предпочел покинуть празднование. Вместо него ей встретилась толпа веселых молодых придворных, собирающихся в сад - занять самые лучшие места для будущего фейерверка. Лейде пришлось изобразить, что она думала о том же самом - иначе ей трудно было бы объяснить, почему она вдруг оказалась здесь, а не в просторном, ярко освещенном пиршественном зале. В результате она пошла с ними и должна была смеяться, отвечать на шутки и выслушивать чужую болтовню. А хуже всего было то, что это легкомысленное настроение отчасти передалось ей, и ощущение давящей тяжести мало помалу отступило. Лейда с раскаянием подумала, что ухажеры и придворные болтушки, называвшие ее бесчувственной, были не так уж далеки от истины.

Лейда всегда любила фейерверки и очень жалела, что их устраивают так редко - или на годовщину коронации Валларикса, или по какому-нибудь необычному торжественному случаю вроде чудесного спасения первого рыцаря империи и его спутников. Но на сей раз она даже не дождалась начала представления. Как только у пруда собралось достаточно народа, чтобы на ее уход не обратили внимания, она тихонько отступила в тень и, отойдя от праздничной толпы, отправилась бродить по саду. Узкие тропинки освещались разноцветными фонариками, гирлянды которых были натянуты между деревьями. Фонарики были творением Совета ста - казалось, что за тонкой цветной пленкой бьются светляки, похожие не то на лунных мотыльков, не то на легендарных фей. Лейда подумала, что Лисси обязательно попробовала бы залезть на дерево и снять себе такой фонарик, и наверняка разодрала бы себе платье. А потом с гордостью демонстрировала бы "трофей" подругам во дворце. Порой Лейде хотелось быть такой же, как Элиссив. Или как бесшабашная Беатрикс. Тогда, наверное, она бы не бродила в полном одиночестве, терзаясь сожалениями из-за сделанной ошибки.

– Лейда!..
– неожиданно окликнули ее.

Девушка обернулась и увидела поодаль от тропики, там, куда не доходил свет от магических фонариков, силуэт человека, прислонившегося к дереву спиной. Сад охранялся королевскими гвардейцами, и все же Лейда на секунду испугалась - до тех пор, пока не опознала в незнакомце Крикса.

Девушка сошла с тропинки и направилась к нему.

– Прости меня, - сказал южанин, когда она подошла поближе.
– Я не должен был этого делать. Приглашать тебя на танец.

– Ты тут ни при чем. Ты ведь даже не знаешь Альверина, - возразила Лейда.
– Это мне не следовало соглашаться.

– Почему ты думаешь, что я его не знаю?
– спросил Рикс, проигнорировав ее последние слова.
– Мы познакомились в Каларии. Он помог мне, когда лорд Ирем хотел отказать Лесному братству в праве присоединиться к армии. А потом, когда я получил Семиконечную звезду, сэр Альверин пришел ко мне и предложил мне свою дружбу.

– Правда?..
– удивилась Лейда.
– Он об этом не рассказывал.

– Если хочешь… - с сомнением начал Рикс.
– Если хочешь, я могу рассказать сам.

– Конечно же, хочу!
– сказала Лейда. И даже удивилась - и чего она, в самом-то деле, так расстроилась из-за одного дурацкого танца? Завтра же она встретится с Альверином и все ему объяснит. И он, конечно же, ее поймет. А Рикс… южанин неприкрыто сожалел о том, что невольно доставил ей неприятности. Ничего, все это со временем уладится, и они смогут быть друзьями.

– Рассказывай, - велела она юноше.

И он действительно начал рассказывать - сначала о мессере Альверине, а потом, мало помалу отвлекаясь, просто о войне. Лейда слушала с нараставшим напряжением. Все это оказалось совершенно не похоже на те истории, которыми ее обычно развлекал Финн-Флаэн. Она только сейчас начала понимать, что на повеселившее ее когда-то ограбление обоза мародеров толкнул страшный голод и глубокое отчаяние. И невольно поразилась - почему эта простая мысль не посещала ее раньше?.. Неизвестно, был ли Рикс талантливым рассказчиком, но с какого-то момента слова полились из него, словно кровь из раны, и Лейда каким-то шестым чувством ощутила, что он впервые говорит все это в вслух. Может быть, те или иные эпизоды из этой истории всплывали в его разговорах с сэром Иремом или кем-то еще, но все это рассказывалось разве что урывками, случайными обмолвками, а вот так связно, от начала до конца - ни с кем и никогда.

Той ночью, когда Лейда, наконец, вернулась в свою комнату и, отослав служанку, со свечой, осталась в темноте, она плотно закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, с минуту молча и бездумно смотрела прямо перед собой. Потом спокойствие ей изменило, и она расплакалась - тихо, взахлеб, кусая губы, чтобы всхлипывания случайно не услышал кто-нибудь из слуг. Внутри у нее что-то сжималось - все сильнее и сильнее, до сухого жжения в груди, до непривычно острой боли… Лейда и сама не понимала, почему рассказ "дан-Энрикса" произвел на нее такое впечатление. Но Рикс, который еще этим утром был в ее глазах всего лишь старым другом Лисси, увлечение которого приятно льстило Лейде, вдруг предстал перед ней в совершенно новом свете. Думая о том, сколько ему пришлось перестрадать, Лейда невольно поражалась, что южанину всего пятнадцать лет. В саду, когда Рикс вывалил перед ней всю свою историю, Лейда совсем забыла о различии в их возрасте. Она видела только темный силуэт южанина, который прислонился спиной к дереву, и слышала его голос - низкий, хрипловатый, совершенно не такой, как раньше. В тот момент оруженосец коадъютора выглядел совсем взрослым, а усталые интонации, порой проскальзывающие в его голосе, вызывали удивительное ощущение, что он намного старше самой Лейды. Словно энониец прожил уже очень-очень много лет и успел на собственной шкуре испытать такое, чего его собеседница не могла даже вообразить. Впрочем, разве это было не так?.. Ей никогда не приходилось видеть конный строй, несущийся через долину, и охваченные пламенем деревни. Она не могла представить, что испытывает человек, из которого пытаются достать застрявшую стрелу. И уж конечно, она никогда не видела, как ее друзей пытают "Горностаи", не врывалась сквозь пролом в стене в горящий Тровен, не долбила заступом мерзлую землю для могил…

Единственное, чего Лейда так и не смогла понять - так это то, почему Рикс до сих пор так мучает себя из-за устроенной для "Горностаев" казни. Да, это было жестоко, но разве южанин не был доведен до крайности? И разве сами "Горностаи" не сжигали своих пленных на кострах? Лейде очень хотелось как-нибудь утешить энонийца, может быть, даже обнять или погладить по щеке, но она не решалась. Этот незнакомый человек, который тусклым голосом рассказывал о пережитом на войне, не был тем Риксом, которого она помнила. Она боялась показаться грубой или же неловкой, совершить какое-то неверное движение, после которого что-то в их отношениях будет испорчено непоправимо - поэтому просто скованно молчала. Но "дан-Энрикс" даже не заметил этого. Казалось, он блуждал в своих воспоминаниях, как в зимнем сумрачном лесу, и, как бы Лейде не хотелось, она не могла придумать, как ей вывести его обратно в летний сад с гирляндами цветных фонариков и теплым августовским ветром. А теперь Лейда стояла в своей комнате, вжимаясь в гладкое, отполированное дерево двери, и чувствовала, что что-то в ее душе необратимо изменяется, и с завтрашнего дня жизнь уже никогда не будет прежней. Хотя в чем суть произошедшей перемены, Лейда и сама пока не знала.