– Но ведь вам-то я, по крайней мере, мог сказать всю правду!

– Мне. И сэру Альверину. И его оруженосцу, - перечислил лорд меланхолически.
– Причем этого последнего ты вообще впервые видел. Интересно, почему я должен объяснять тебе такие вещи?.. А теперь - эта история с Дарнторном. Когда ты весьма дипломатично отказался говорить о том, что было в лазарете.

– Но я думал, что Дарнторн…

– Избавь меня от своих объяснений. Не желаю знать, о чем ты думаешь, когда творишь очередную глупость, - мрачно перебил сэр Ирем. И, немного помолчав, махнул рукой - Иди, "дан-Энрикс". Думаю, что на сегодня с меня уже хватит.

Крикс вышел из комнаты Ирема, остановился на площадке и еще раз рассмотрел Семиконечную звезду. Однажды он разглядывал Звезду мессера Ирема и думал, что, если когда-нибудь будет держать в руках точно такую же, только свою, то будет совершенно счастлив, но сейчас дан-Энриксчувствовал себя довольно странно.

"Покажу ее Мэлтину с Лаской. Они-то уж точно будут рады' - решил он, скосив глаза на орден.

Раньше при слове "штурм" в груди у Рикса возникало странное, щекочущее ощущение азарта. Но за это утро он успел раз двадцать позавидовать Дарнторну, который не принимал участия в сражении.

В штурме Тронхейма не было ничего хоть сколько-нибудь героического. Крикс успел привыкнуть к схваткам с "Горностаями", где жизнь и смерть зависели не только от слепой удачи, но и от умения владеть мечом. Зато сейчас вокруг царила полная неразбериха. Со стен в штурмующих летели камни и глиняные шары с горючей смесью, которые разбивались у подножия стены, разбрызгивая вокруг себя шипящие плевки огня. На глазах Рикса одинаково нелепо гибли как вчерашние крестьяне, не успевшие толком отмыть с рук землю, так и ветераны Иллирийского сражения, сражавшиеся в Такии уже тогда, когда "дан-Энрикса" еще в помине не было. Ему казалось, что он никогда не видел ничего бессмысленнее и страшнее.

Пока южанин, перевесив щит за спину и уже не думая о том, чтобы прикрывать голову, помогал подтащить к стене очередную лестницу, защитники Зимнего города сумели поджечь одну из осадных башен. Идея с передвижными башнями принадлежала коадъютору, и сам лорд Ирем собирался участвовать в штурме на одной из них. Многие из имперских лордов не скрывали, что они считают штурм Зимнего города самоубийственной затеей, но внезапное решение мессера Ирема лишило их возможности остаться в стороне.

"Вся эта публика скорее даст себя убить, чем позволит кому-то заподозрить, что им не хватило храбрости, - заметил калариец в самом начале кампании, когда "дан-Энрикс" еще был его оруженосцем.
– Никогда не забывай об этом, и ты сможешь вынудить их сделать все, что посчитаешь нужным".

Впрочем, Крикс серьезно сомневался, что ему когда-нибудь придется применять этот совет на практике.

Когда обмотанные просмоленной паклей стрелы сделали свое дело, и залитая горючей смесью башня запылала, словно факел, Крикс не испытал ничего, кроме облегчения от мысли, что лорд Ирем выбрал не ее.

А уже в следующую секунду думать о погибших стало некогда, поскольку сверху - как ему казалось, прямо с неба - хлынул поток кипятка, и энониец с криком отшатнулся в сторону.

Мир утонул в клубах белого пара. Правую щеку и незащищенную часть шеи как будто одновременно ужалило полсотни ос, и почти в ту же самую секунду совсем рядом с ним раздался истошный вой. Двум или трем его соседям пришлось куда хуже, чем "дан-Энриксу", но энониец даже не сумел понять, принадлежал ли кто-то из них к Братству, или все обваренные были ему совершенно не знакомы.

К звуку ударов стенобитного тарана стал примешиваться грохот осыпавшихся камней. Когда Рикс бросился вперед, к стене, под сапогами у него дымились лужицы смолы и танцевали язычки огня. Еще перед началом штурма в лагере ворчали, что военачальники совсем рехнулись, если думают, что проще будет проломить тараном каменную стену, а не деревянные ворота. Крикс помалкивал, прекрасно понимая, чем на самом деле продиктовано решение военного совета. Из Орденской башни - так теперь обыкновенно называли Марир Кхэн - было отлично видно, что от ворот Тровена шел узкий коридор, делавший несколько внезапных поворотов почти под прямым углом. Любой участок коридора замечательно простреливался как со стен, так и с ближайших башен. Выломав ворота, осаждающие оказались бы в ловушке, из которой не сумел бы выйти ни один из них.

…Споткнувшись, энониец наступил на человека, лежавшего лицом вниз, и на мгновение увидел прямо у себя под сапогом его раздробленную руку. Крикс давно считал себя привыкшим ко всему, но сейчас его желудок, сжавшись, подкатился к горлу. В тех трактатах по истории, которые он помнил, осажденные замки или города гораздо чаще брали хитростью, чем силой. Например, какой-нибудь предатель выдавал захватчикам секретный ход в донжон. Или наоборот - несколько смельчаков тайком перебирались через стену под покровом ночи, совершив чудеса ловкости, и на рассвете открывали осаждающим ворота города. Ну и так далее, и все тому подобное. После таких историй штурмы представлялись смелой авантюрой, чем-то вроде игры в "Три штандарта".

Если бы он только знал, как это выглядит на самом деле!…

"А ведь сэру Ирему такие мысли точно никогда не приходили в голову" - подумал Рикс внезапно.
– "Штурм тут ни при чем. Просто я ошибался с самого начала… Я не воин. Даже не хочу быть воином".

Мысль была простой и скучной, словно он успел понять это уже давным-давно, а выразил в словах только теперь.

Крикс оказался в числе первых, кто ворвался в осажденный город через только что проделанный пролом в стене. Стрелы ударили практически в упор, и те несколько человек, которые случайно оказались впереди него, погибли в ту же самую секунду, как вступили в Зимний город. Крикс осознал, что следующим выстрелом такийцы превратят его и нескольких таких же полоумных смельчаков в подобие ежей, и успел с неуместным хладнокровием прикинуть, что за те полторы секунды, которые требуются хорошему стрелку, чтобы вторично натянуть свой лук, ему и его спутникам никак не одолеть эти последние несколько саженей.