Сулейман призвал эфенди и начал диктовать грозный приговор Ибрагиму. Резко чеканил слова. Так подписал футву, скрепил своей печатью. Приказал отнести для утверждения муфтию — председателю мусульманской общины.

Муфтий долго читал приказ. Изучал каждое слово, потом закрыл глаза и что-то шептал. Руки его дрожали, дрожала бородка. Наконец муфтий взял из рук своего слуги гусиное перо и вывел под султанской печатью единственное слово: «Олур» («можно»). Снял кольцо, нагрев его на огне и утвердил футву печатью, где в наитончайшей резьбе, в контурах главного мусульманского храма Кааба, можно было разобрать надпись турецкой вязью: «Великий муфтий».

Замер весь султанский двор, когда во время совета шейхов двое пашей в сопровождении янычар поднесли Ибрагиму приговор.

Пробежав глазами футву, великий визирь отшвырнул ее прочь. Оглядел всех своих друзей и сказал:

— Она победила!

По шариату высокие сановники Турции, приговоренные султаном к смерти, не должны ждать, пока их казнит палач. И Ибрагим-паша, еще мощный, сильный полководец, выхватил свой кривой острый нож и, взглянув на Баязида, словно хотел что-то передать ему, изо всех сил ударил себя в грудь.

Удар был точным…

С почестями хоронили Ибрагима-пашу. Погрустнел Стамбул. Ревели пушки в Золотом Роге. Армия прощалась со своим полководцем. Склонили головы паши, шейхи — нет Ибрагима; нет храброго и мудрого полководца, ослабла армия. Она (имя Роксоланы боялись произносить) сделала больше, чем все враги вместе взятые.

А Роксолана стояла у окна, наблюдала похоронную процессию и не чувствовала сожаления. Была строгая и решительная. Да, это она его убила, она.

«За оскверненные наши села, за слезы Украины, за утраченное счастье мое и всех плененных девчат. За смерть отца и матери… Буду мстить и дальше. Сколько смогу. До последнего вздоха».

— Настя! Настя — я…

Она остановилась. Крик доносился из какой-то галеры. Голос отчаянный, но такой знакомый и родной.

Настя в сопровождении сына Селима — стройного чернобрового юноши, Ивана Кочерги из Переяслава, Али, своих приближенных ханум и служанок только сошла с ялика, на котором веселая компания прогуливалась по морю.

Все увидели: ее звал с далматской бригантины какой-то раб — гребец, прикованный цепями к сидению. Галерник старый, голый по пояс, черный от солнца. Только белая борода, волосы на голове и пышный ус. Эти усы были такие знакомые…

Роксолана в покрывале, удивляясь, как ее узнали, подошла ближе к галере.

— Дядька Максим!

И сразу воскресли перед глазами далекие-далекие времена: тихий солнечный день, праздничный стол под грушей, пахнет любистком и медом, гудят пчелы над цветами, и сияют золотые кресты на церкви, «Иван, и у тебя девка — как маков цвет…», и аист на риге…

— Дядька Максим, откуда вы?

— Из Египта! По всему миру носит меня горькая судьба! Восемнадцать лет уже, Настя.

Восемнадцать лет…

— Как вы узнали меня?

— А мне сказали: вон султанша. А я знаю, что это ты. Все знаю.

Настя велела Али привести хозяина бригантины. Вскоре появился низенький толстяк с выпученными черными глазами. На арабском языке Настя сказала, что хочет выкупить у него всех рабов-славян. Упал на колени толстяк, слезно умолял пожалеть его, потому что на галере сорок два казака, а таких крепких гребцов он сейчас нигде не возьмет. Поэтому сидеть ему в Босфоре год… Но когда золотоноша султанши подал толстяку драгоценные камни, кошельки с золотыми дукатами, владелец бригантины быстро согласился.

А на берег, пошатываясь и потирая изъеденные кандалами ноги, сходили гребцы. Они падали на колени перед Настей, рыдая, желали ей здоровья и долгих лет жизни.

…Еще солнце не взошло из-за дальних морских просторов, а на одной из галер в Босфоре заскрипела якорная цепь. Затрепетали паруса, дружно поднялись над водой весла. Многочисленная стража ревностно проверяла бумаги. Но все было в порядке. Султанская печать утверждала: галера берет курс на Кафу. Али-паша везет важные указания Сулеймана Крымскому ханству.

Корабль отправляется.

На берегу, кутаясь в голубую индийскую шаль, стоит Роксолана. Удивляется стража: сама султанша так рано провожает корабль, идущий по обычным делам.

А Роксолана знала больше. На галере — дядька Максим, сейчас уже дед Максим, и еще сорок выкупленных рабов. А еще — Иван Кочерга, поседевший, старый драгоман, который решил умереть в Украине. Ведет корабль Али, ставший уже пашой, — могучий воин Андрей, который тоже пожелал вместе с отцом убежать в незнакомую, но родную Украину.