Когда сражение закончилось отходом противника, Ромен снял шлем и крикнул русскому, который взял его в свой танк:

— Franzouski!

И водитель показал ему большой палец.

Через некоторое время танковое подразделение вошло в какой-то большой город — полуразрушенный, но в нем царило оживление и веселая суматоха. Благодаря урокам Тамары, Ромен сумел быстро разобраться, где он очутился: в расположении штаб-квартиры VIII Гвардейской дивизии.

Там к Ромену бросился полковник, крепко обнял его и расцеловал. Это оказался тот самый советский полковник, с которым они несколько месяцев назад так лихо пили водку. Полковник потянул Ромена за раненую руку, исторгнув из него крик боли, протащил его через группу офицеров высокого ранга, о чем-то споривших, и втолкнул в кабинет, где за столом, покрытым картами, сидел человек. Ромен сразу узнал его, хотя раньше никогда не видел: это был маршал Жуков, командовавший всеми силами Первого Белорусского фронта.

Когда Ромен вошел, маршал, очевидно предупрежденный о прибытии бравого летчика, поднялся и пошел ему навстречу. Среднего роста, плотный, с серо-голубыми глазами, он какое-то мгновение рассматривал француза с кровоточащей левой рукой, а тот приветствовал его. Затем маршал раскрыл объятия и по русскому обычаю расцеловал Ромена. Затем, отойдя, он произнес по-русски несколько слов, которых Ромен не понял, снял орден со своей груди — это был орден Отечественной войны первой степени — и прикрепил его на летную куртку Ромена, который вдруг ощутил себя совершенно изнуренным, на грани обморока, но продолжал стоять навытяжку.

Маршал вернулся к столу, сел за него и спросил Ромена, понимает ли он по-русски.

— Da russki ni poni mai, — выговорил Ромен с чудовищным акцентом.

Маршал улыбнулся и заговорил по-французски. Он сказал Ромену, что знает о том вкладе, который внесли французы «Нормандии-Неман» и лично Ромен, в ход Великой Отечественной войны, которая теперь вступила в свою заключительную фазу. Маршал поздравил его с боевыми успехами и с наградой, а затем спросил, какой чин он имеет во французской армии.

— Лейтенант, господин маршал, — ответил Ромен, все так же стоя навытяжку.

Жуков повернулся к адъютанту, стоявшему позади него, и опять сказал пару фраз по-русски — их Ромен понял не лучше, чем те первые. Затем маршал наклонился вперед, упираясь кулаками в стол, и перешел на французский:

— Почему маршал Фош, возглавлявший французскую армию, не вошел в Берлин в 1918 году? — бросил он внезапно Ромену. — Я задал этот вопрос его внуку. Теперь я этот вопрос задаю вам, поскольку вы тоже француз.

Ромен расширил глаза от удивления и слегка развел руками в знак своей неосведомленности.

— А я пойду на Берлин, — заявил Жуков.

— Да, господин маршал.

— Мы пойдем на Берлин вместе, — сказал маршал, встав из-за стола, и увесисто хлопнул своего французского собеседника по плечу, к счастью, правому.

— Да, господин маршал, — повторил Ромен.

— А затем, — продолжал Жуков, — я дойду до Бреста.

Ромен сразу не понял, о чем идет речь. На мгновение он решил, что маршал говорит о Брест-Литовске, но тот уже остался далеко позади. Жуков заметил непонимание во взгляде Ромена.

— До Бреста, который в Бретани, — воскликнул он, ударяя по столу.

Несколько мгновений изумленный Ромен молчал. Затем все поплыло вокруг него. Все так же сохраняя военную выправку, он ответил:

— Но это так далеко, господин маршал.

Жуков рассмеялся. И тут Ромен, окончательно обессилевший, потерял сознание…

…Траурные розы были розданы… Рыдания сотрясали Марину: она прятала в ладонях свое искаженное горем лицо. Крупные слезы текли по поблекшим и сильно наштукатуренным щекам Марго ван Гулип…

…Катастрофа для мафии предстала в образе будущего кандидата в президенты от республиканской партии, который в свое время будет обойден сначала Рузвельтом, а потом — Трумэном: это был Томас Дьюи. Это был человек с короткими жесткими усиками, аккуратно причесанными волосами и ярко выраженным отвращением к гангстерам и их ботинкам с заостренными носами. Когда он был назначен прокурором по делам организованной преступности — это было сделано для успокоения избирателей, которые начинали думать, что уже вся страна находится в руках гангстеров, — завеса секретности над мафией наконец поднялась. Счастливчик Лючиано в это время в начале 1936 года жил под именем «мистер Росс» в «Waldorf Astoria», комната 39 D. Там он принимал Мэг — как и многих прочих, — когда она приезжала в Нью-Йорк навестить его.

Вместе со своим приятелем Мейером Лански (который старательно держал свои миллионы долларов в глухой тайне без единого проблеска) Счастливчик Лючиано был тогда одним из самых могущественных людей в Америке. Но еще и одним из самых ярких. Он не только контролировал все доки Нью-Йорка, он был еще одним из «королей ночи». Каждый вечер его видели в самых модных злачных местах в сопровождении женщин — одна зрелищнее другой. Самой красивой была Мэг.

Многие гангстеры как, например, Аль Капоне в Чикаго, были взяты за налоговые махинации. Что же касается Лючиано — этого Дьюи решил взять на проституции. Прокурор расположил свои апартаменты в башне «Вульворт билдинга». В один прекрасный зимний вечер, в результате повальной облавы в «теплых местечках», у него оказались там сотни девиц, владельцев баров и сутенеров с их подопечными. В течение долгих часов Дьюи допрашивал их по одному одного за другим. В признаниях измученных проституток постоянно звучало одно и то же имя некоего мистера Росса, обитавшего в «Waldorf Astoria». Дьюи, у которого уже были определенные догадки на этот счет, без труда отождествил этого «мистера Росса» со Счастливчиком Лючиано. Когда люди из ФБР явились арестовывать его в «Waldorf Astoria», он был там с Мэг.