Шрифт:
– Да что ты знаешь об этом?! Это дела Конгресса, а ты здесь лениво рассуждаешь о независимости, колониях…
Ванму мигом очутилась на коленях, голова ее была склонена до самого пола. Цин-чжао сразу устыдилась своей необдуманной резкости:
– О, Ванму, встань сейчас же.
– Ты рассердилась на меня.
– Я просто была потрясена, услышав от тебя такие слова, вот и все. Где ты набралась подобного бреда?
– Все так говорят, – пожала плечиками Ванму.
– Нет, не все, – возразила Цин-чжао. – Отец никогда не говорил ничего подобного. С другой стороны, Демосфен постоянно повторяет это.
Цин-чжао вспомнила, что она почувствовала, когда впервые ознакомилась со статьями Демосфена, как логично, правильно и честно звучали его доводы. Только много позже, после того как отец объяснил ей, что Демосфен на деле враг правителям и, стало быть, враг богам, только тогда она осознала, какими масляными и обманчивыми были слова этого предателя, который едва не заставил ее поверить, будто флот на Лузитанию – неприкрытое зло. А если Демосфен чуть было не обманул такую образованную и благочестивую девушку, как Цин-чжао, то совсем не удивительно, что обыкновенная девочка совершенно искренне повторяет его изречения.
– Кто такой Демосфен? – спросила Ванму.
– Предатель, который к настоящему моменту наделал куда больше бед, чем кто-либо мог предположить.
Понимает ли Межзвездный Конгресс, что идеи Демосфена повсеместно повторяются людьми, которые никогда слыхом не слыхивали о нем? Понимает ли кто-нибудь, что это значит? Размышления Демосфена превратились в мудрость среднего люда. Положение вещей приобретает более опасный поворот, чем представляла себе Цин-чжао. Отец мудрее, чем она, он наверняка все уже понял.
– Да бог с ним, – сказала наконец Цин-чжао. – Расскажи мне лучше, что тебе известно о флоте на Лузитанию.
– Я не смею, ведь ты снова рассердишься.
Цин-чжао терпеливо ждала.
– Ну хорошо, – сдалась Ванму и тревожно посмотрела на свою госпожу. – Отец говорит, и даже Пан Ку-вэй повторяет, а он очень мудр, один раз он чуть не сдал экзамен на право гражданской службы…
– Так что же они говорят?
– Это очень плохо, что Конгресс выслал гигантский флот, просто огромный, – и все лишь ради того, чтобы напасть на крошечную колонию, которая всего-то отказалась отослать двух своих граждан на суд другой планеты. Они говорят, что справедливость полностью на стороне Лузитании, потому что переслать людей с одной планеты на другую – это значит навсегда лишить их семьи и друзей. Это приравнивается к приговору, только выносится он еще до суда.
– А что, если они виновны?
– Решать должен суд их собственного мира, где люди знают их и могут справедливо судить о степени их виновности. Конгресс же решает издалека, они вообще ничего не знают, а понимают и того меньше. – Ванму снова склонилась. – Так Пан Ку-вэй сказал.
Цин-чжао даже передернуло – такое отвращение вызвали у нее предательские речи Ванму. Но знать, что думают по этому поводу обыкновенные люди, крайне важно, пусть даже боги потом рассердятся на Цин-чжао за то, что она выслушивала такие святотатственные речи.
– Значит, ты считаешь, что не следовало посылать на Лузитанию целый флот?
– Если они просто так направили на Лузитанию войска, что им помешает в один прекрасный день послать флот на Путь? Мы такая же колония, не входим в число Ста Миров, не являемся членом Межзвездного Конгресса. Они спокойно могут заявить, что Хань Фэй-цзы, к примеру, предатель, и отослать его на какую-нибудь далекую планетку, чтобы он исчез на целых шестьдесят лет.
Вот это было действительно ужасно – Ванму нахально приплела к разговору имя отца Цин-чжао. Это был страшный проступок, но не потому, что Ванму являлась обыкновенной служанкой, а потому, что никто не смел даже вообразить, будто великого Хань Фэй-цзы когда-нибудь кто-нибудь обвинит в преступлении законов. Самообладание на миг покинуло Цин-чжао.
– Межзвездный Конгресс никогда не назовет моего отца преступником! – в ярости вскричала она.
– Прости меня, Цин-чжао. Ты приказала мне повторить слова моего отца.
– Ты хочешь сказать, что это твой отец упоминал имя Хань Фэй-цзы?
– Все люди Чжонлэя знают, что Хань Фэй-цзы – самый почтенный человек на всем Пути. Мы гордимся, что дом Хань – частичка нашего города.
«Так, значит, – подумала Цин-чжао, – ты прекрасно понимала, насколько честолюбивые цели преследуешь, когда решила попробовать стать служанкой его дочери».
– Я не хотела сказать ничего оскорбительного для твоего отца, как не хотели они. Но неужели Межзвездный Конгресс по желанию не может приказать Пути отослать твоего отца на другой мир для свершения суда?
– Они никогда…
– Может или не может? – настаивала Ванму.
– Путь – колония, – ответила Цин-чжао. – Законом допустима подобная ситуация, но Межзвездный Конгресс никогда…
– Но если они уже приказали Лузитании, почему они не могут отдать тот же приказ Пути?
– Потому что ксенологи на Лузитании были повинны в преступлении…