Атмосфера в вагоне накалилась. Чувство братства, видимо, было уничтожено на полях сражения. Особенно у кадровых офицеров, которые теперь больше всего беспокоились о собственной шкуре.

Поезд мчался дальше. В вагоне стемнело. Наступала пятая ночь нашего путешествия. Меня сильно знобило. Зуб на зуб не попадал. Ноги ломило. Если бы только вытянуться! Между нижними нарами и полом вагона было пустое пространство сантиметров в тридцать. Может быть, заползти туда?

– Попытайтесь, – предложил мне Мельцер. – Только смотрите не задохнитесь.

Мне помогли товарищи, и я медленно просунул ноги под нары, потом, сантиметр за сантиметром, заполз туда весь. Снаружи осталась одна голова.

Это принесло мне некоторое облегчение, однако боль в ногах не проходила. С меня градом лил пот.

Вокруг было так темно, хоть глаз коли. Теперь, когда я не чувствовал спины своего соседа и с боков никто не толкал, меня вдруг охватило чувство одиночества.

Больной и беспомощный, я казался себе всеми покинутым. Меня охватил страх, в горле пересохло, дыхание стало прерывистым. Было такое ощущение, что я вот-вот задохнусь.

Мне стало страшно, и я закричал.

– Что с вами? – спросил меня сосед, который помогал мне залезть под нары.

– Я здесь задыхаюсь. Ради бога, вытащите меня отсюда, – простонал я.

Подхватив под мышки, меня вытащили из-под нар и усадили на прежнее место, прислонив к спине Мельцера.

Ночи, казалось, не будет конца. От сильных болей мысли в голове путались. Иногда я впадал в полузабытье, но из этого состояния меня выводили стоны и крики, доносящиеся то из одного, то из другого угла вагона.

Неожиданно раздался паровозный гудок. Я очнулся. Поезд остановился. У вагона послышались чьи-то голоса и скрип шагов. Возможно, это были часовые или железнодорожники. В вагоне завозились, кто-то громко заговорил.

– Хорошенько обопритесь на меня, – посоветовал мне Мельцер.

Я снова закрыл глаза и уже не слышал, когда тронулся состав. Когда я очнулся, колеса монотонно стучали под полом.

Днем боли стали не такими резкими, как ночью. И было не так одиноко. Руки и ноги, казалось, налились свинцом.

– Он умер! – тихо произнес кто-то с верхних нар.

– Среди нас нет врача? – громко спросил другой. Оказалось, что врач лежал на верхних нарах. Это был старший лейтенант медицинской службы. Он не торопясь слез с нар и приблизился к умершему.

– По-видимому, умер от сыпного тифа, – высказал врач свое мнение после короткого осмотра…

– Не можем же мы сидеть рядом с трупом, – запротестовал кто-то. – Так мы все заразимся.

– Я думаю, господин капитан, что кто-то из нас уже заразился, – заметил врач. – Если сейчас и нет еще явных признаков, то они скоро появятся. Насекомых у нас у всех полно. Великая армия Наполеона в кампании 1812 года сильно пострадала от тифа. Недели через две-три мы познакомимся с печальными неожиданностями.

И доктор полез на свое место. Чувствовалось, что ему самому было как-то не по себе.

– А что же делать с трупом? Его нужно убрать отсюда! – закричал кто-то.

– Придется ждать до остановки, пока откроют дверь, – ответил врач. – Мертвого прислоните к стенке и постарайтесь отодвинуться от него подальше.

Нажимая друг на друга, все отползли от покойника.

Сыпной тиф!

… Об этой страшной болезни я услышал впервые в мае 1942 года.

Было это на занятиях по гигиене. Мы находились тогда неподалеку от Харькова, в каком-то лесу. Наша санрота проделала большой путь: Буг, Луцк, Ровно, Житомир, Киев. И почти все время – под проливным дождем. Шоссе, по которому мы ехали, было все в глубоких воронках от снарядов и напоминало русло ручья с большими заводями.

По сведениям, под Харьковом шли бои. Пехотные полки нашей дивизии, переброшенные из Франции, прямо из эшелона вступили в бой. Моторизованная санрота и некоторые другие специальные подразделения были до зарезу нужны дивизии.

12 мая 1942 года крупные советские части и соединения столкнулись северо-восточнее и юго-восточнее Харькова с немецкими войсками. Штабы и тыловые учреждения немецких войск в Харькове оказались в опасности.

Наша санрота делала все возможное, чтобы как можно скорее прибыть в пункт назначения. Нас ждали раненые товарищи на поле боя. За Киевом шоссе было настолько разбито, что передвигаться по нему удавалось только со скоростью пять-шесть километров в час. То и дело приходилось подкладывать под колеса деревья и кусты, которые мы возили с собой. И так – от одного поврежденного участка шоссе до другого. Все это страшно изматывало и машины и людей.

Наконец дождь прекратился. Солнце быстро подсушило дорогу. Однако в Харьков мы прибыли только 29 мая 1942 года, когда главное командование вермахта известило о победоносном завершении весеннего наступления.

Рота расположилась на отдых. Нужно было осмотреть машины, оружие, приборы, да и людям следовало привести себя в порядок: помыться, постирать, зашить кое-что из обмундирования. Вот тут-то и стали мы находить в своем белье вшей.

Командир роты капитан Людерс прочитал нам целую лекцию о различных эпидемиях.