Он опять замолчал и закусил губу.

– Давай мы будем тебя пытать, – предложил Скэбис, – чтобы ты рассказал все-все-все.

– Хорошо, хорошо, – сказал Тони. – В ту ночь, когда я создавал свой последний вихрь, я нечаянно открыл им выход. В наш мир вырвались тысячи душ. Я их видел. Своими глазами. Они поднимались из-под земли и возносились на небо. Не знаю, сколько их было. Все продолжалось минут пятнадцать. Очень похоже на клубы дыма, только это был не дым. Я знаю. Это были души мертвых. Клочья клубящейся эктоплазмы. Серой с зелеными прожилками. Повсюду вокруг.

Все страньше и страньше…

– Многие люди, которые приезжают в Ренн и остаются тут жить, говорят, что их что-то сюда притянуло, – продолжал Тони. – Та же Дженни, к примеру. У меня все было иначе. Я заехал сюда совершенно случайно. Но как только я здесь оказался, со мной действительно стало твориться странное. Как будто меня кто-то звал – или что-то звало. Тогда я не знал, что это было. А теперь знаю. И мне от этого радостно и хорошо. Я доподлинно знаю, что здесь мое место. Здесь мой истинный дом.

Когда мы вышли из «Синего яблока», Скэбис предложил прогуляться по деревне. Было еще не так поздно – часов одиннадцать, может, начало двенадцатого, – но нигде не горело ни единого огонька. Темно и тихо, и мир укутан морозной дремой. Собственно, я бы не стал осуждать жителей Ренна, что они залегли спать так рано. Я бы и сам сейчас не отказался забраться под теплое одеяло.

Наша машина одиноко стояла на опустевшей стоянке у церкви. Я открыл дверцу и сел за руль. Ну вот и все, завтра мы возвращаемся в Лондон. Когда я об этом подумал, мне даже стало немного грустно. Скэбис уселся на переднем сиденье и сладко зевнул. Да, сегодня был долгий день. К тому же Скэбис изрядно залился бренди. Я потихонечку вырулил со стоянки и поехал по главной улице. Нам со Скэбисом никак не давали покоя удивительные откровения тамплиера Тони, и мы принялись всячески их обсуждать, но как раз в тот момент, когда мы проезжали знак «Les Fouilles sont Interdites», нашу беседу прервал оглушительный грохот грома. Серебристая молния вспорола небо, ударив из ниоткуда. Причем мне показалось, что прямо над нами.

– Наверное, едва мы ушли, Тони сразу схватился за свои чародейские куриные кости, – сказал Скэбис. – Надеюсь, он знает, что делает, – добавил он через пару секунд с искренним беспокойством. – А то у меня нехорошее ощущение, что он играет с огнем.

Спустя еще два поворота на спуске с холма грянул очередной раскат грома, и небо разверзлось, и хлынул апокалипсический дождь. Вполне очевидно, что день собирался закончиться так же, как и начинался, и я уже начал мысленно готовиться к всенощному «ав-ав-ауууууууу» старенького Лабрадора мадам Ривье. Дождь лил и лил. Впечатление было такое, что мы проезжаем через автомойку. Дворники работали на полную мощность, но все равно еле-еле справлялись с потоком воды, льющейся на лобовое стекло. Я совершенно не видел дороги. Пришлось переключиться на первую скорость.

На каждом крутом повороте свет фар выхватывал из темноты отдельные фрагменты пейзажа – деревья и скалы, – а периодические вспышки молний высвечивали «панорамные» виды На очередном повороте ближе к подножию холма, когда склон стал пологим, а дорога – уже не такой замысловато-извилистой, свет фар скользнул по дощатой изгороди, и в то же мгновение яркая вспышка молнии осветила поле с другой стороны. Там были лошади. Возбужденные и беспокойные (видимо, из-за грозы), они жались друг к другу, сбившись в тесную кучку, и рыли копытами размокшую землю. Одна из них запрокинула голову: грива развевается на ветру, ноздри бешено раздуваются, напряженный застывший взгляд устремлен прямо перед собой. Прямо на нас. Их там было, наверное, чуть больше десятка. Все – ослепительно белые или серебристо-серые. Хотя вполне вероятно, что это была только видимость: следствие резкого импульса света в сочетании с блеском намокшей шкуры.

Я видел лошадей всего долю секунды. А потом окружающий мир, на мгновение застывший в серебряном свете, снова стал непроницаемо-черным. Но за эту долю секунду картинка намертво отпечаталась в сознании. Мы уже повернули, а я все думал о том, что увидел. И чем больше я думал, тем вернее убеждался, что что-то там было не так. Потом я понял, что, несмотря на сильный дождь, животные как будто даже и не намокли. Они не столько блестели от влаги, сколько мерцали, словно подсвеченные изнутри. На них не было грязи. И они не казались напуганными или брошенными.

До меня вдруг дошло, что я никогда раньше не видел здесь лошадей. Я проезжал по этой дороге уже раз пятьдесят, если не больше, я ни разу не видел поблизости ни одной лошади. Ни одной! А сегодня увидел. Причем целый десяток. Они там были. Действительно были. Все всяких сомнений.

– Что-то я раньше не замечал…

Я умолк на полуслове. Мысли кружились в сознании, как белье на предельной скорости отжима в стиральной машине.

О ГОСПОДИ, ЭТО ЧТО, ПРИЗРАКИ?! Я СЕЙЧАС ВИДЕЛ ПРИЗРАКОВ?!

Я едва не закричал. Но не от страха, а от пронзительного удивления перед соприкосновением с чем-то таким, что лежит за пределами человеческого разумения. Впрочем, мой внутренний скептик мгновенно включился и высказался в том смысле, что подобный ход мыслей – прямая дорога в дурдом.

Мне вспомнилась история, рассказанная Мартином Стоуном в Париже. О том, как они с Филом Литменом видели призрачную женщину на коне, которая проехала сквозь стену. Они тогда договорились, что каждый скажет по слову, и Мартин сказал: «Женщина», – а Фил сказал: «Лошадь», – и так они поняли, что видели одно и то же. Я слегка успокоился, переключился на нейтральную передачу и затормозил. Еще до того, как машина полностью остановилась, я включил верхний свет в салоне и повернулся к Скэбису.